Обманутая, но торжествующая Клио - [29]
И все это — на фоне многочисленных предприятий, энергичных, порой раздражавших современников действий, грандиозных замыслов. Василий Иванович Анучин (1876–1942), наверное, к концу своей жизни не мог не чувствовать огромной усталости от пережитого, неудовлетворенности от нереализованного. Впрочем, это, вероятно, было следствием отсутствия таланта при нелегком характере, неизменно приводившем к конфликтам с окружающими людьми. Помимо усталости было и нечто такое, что заставило его отчаянно покинуть любимый сибирский край, с которым он связывал свои честолюбивые надежды, устроиться скромным преподавателем физической географии в Самарканде и молчать, долгие годы молчать.
Впрочем, не всегда. Сохранился ряд документов, характеризующих странный эпизод в жизни Анучина первых послереволюционных лет.
21 марта 1921 г. Томская губернская чрезвычайная комиссия сообщила Ф.Э.Дзержинскому о том, что два дня назад гражданин Анучин обратился в ЧК и в губернский партийный комитет. Суть обращения заключалась в следующем. Некое доверенное лицо белогвардейского барона Унгерна доставило ему письмо последнего. В этом письме от имени военного командования Анучину предлагалось "принять на себя тягостное бремя управления Сибирью", став "Президентом Республики Сибири или Председателем Совета Министров, в зависимости от Конституции" будущего государства. Но не только предложение оказалось поразительным. Поражали аргументы, которые приводил Унгерн: "А) Вы, за смертью Г.Н.Потанина, единственный человек, широко популярный в Сибири. Вас знают буквально от Урала до Камчатки и от Монголии до Лед[овитого] океана.
Б) При последних передвижениях наших частей по Сибири мы осведомились, что Вас знают и о Вас любовно говорят в самых глухих деревнях.
В) С Вашим именем сильно считаются и Вам лично готовы доверять наши друзья американцы.
Г) К Вам с глубоким уважением относится наш враг В.Ленин.
Д) Ваша идея об Азиатской Федерации имеет много друзей и горячих сторонников в Корее, Монголии, Китае и Индии.
Е) Вы единственный, кто может объединить вокруг себя многих.
Ж) Ваш отказ повлек бы за собой все ужасы министерской чехарды жадных до власти, но ни на что творческое не способных людей"[133].
Ответ Анучина Унгерну был полон достоинства: "Оставаясь при мысли, что применением насилия можно породить только новое насилие, что штыком и пулеметом можно только разрушать, но не создавать, я, естественно, не могу разделять надежд на вооруженное восстание, хотя бы и успешное.
По существу переданного Вами предложения я считаю долгом дать категорический ответ и сообщить, что абсолютно не пригоден на предлагаемую роль и отказываюсь от нее — по той причине, что я совершенно отошел от политической деятельности с намерением никогда к ней не возвращаться"[134].
Томская губернская ЧК немедленно провела оперативную работу по сбору сведений об Анучине. Оказалось, что Анучин — "человек способный, обладает большими познаниями, но склонен к прожектерству и с большим неудовольствием относится к тому, что ему пришлось сойти с политической и общественной арены… Анучин склонен ко всяким неожиданным поступкам. В настоящее время он творит новую религию — "твори радость""[135].
По распоряжению Дзержинского копии писем Анучина и барона Унгерна "для сведения" были направлены всем членам ЦК ВКП(б), в том числе Ленину, на "хорошее" знакомство с которым Анучин ссылался при встрече в ЧК[136].
К сожалению, нам не удалось обнаружить продолжения "дела" о "президентстве" Анучина в "Республике Сибирь". Но одним из его последствий стала постановка его героя "на учет" в Томской губернской Ч К. Было ли действительно обращение барона Унгерна к Анучину? Ответить на этот вопрос сложно, т. к. подлинника его письма обнаружить не удалось, хотя он, как можно понять, существовал. Если было такое обращение, то фактический "самодонос" Анучина мог стать его реакцией на возможную провокацию со стороны ЧК, которая, как показывают документы, отсутствовала. С другой стороны, мы вправе предположить, что это мог быть один из тех "неожиданных поступков", о которых сообщалось в письме Томской губернской ЧК. Во всяком случае, в военно-политической обстановке 1921 г. предложение барона Унгерна выглядит довольно странно, особенно если учесть, что в его основе — не суть будущей государственной деятельности Анучина, а его собственная характеристика, которая могла быть "автохарактеристикой", призванной привлечь к себе внимание.
Сохранились автобиографические воспоминания Анучина за этот и еще один, более поздний, периоды жизни. Если верить им, в марте 1922 г. произошло его "единственное, но очень тяжелое по последствиям столкновение с Советской властью". Человек, по его собственному свидетельству, сидевший при царской власти 17 раз в тюрьме и 7 раз отбывавший ссылку, на одной из партийных конференций обвинил начальника секретной части Томской губернской ЧК в распродаже белогвардейцам нескольких вагонов военного снаряжения. Якобы после этого последовал немедленный арест. "Или меня вызывали к следователю только для того, чтобы ложно сообщить, что моя жена уже вышла замуж. Или под вечер ко мне являлся кто-нибудь из Чека и сообщал, что, согласно приговора, утвержденного Москвой, я сегодня буду расстрелян". "Меня несколько раз били, — свидетельствовал Анучин. — Мне рукоятью нагана вышибли шесть зубов. В декабре при сорокоградусном морозе вынули на всю ночь раму из камеры…"
В сборнике статей предлагается критический разбор "Велесовой книги" как произведения письменности и исторического источника. Вскрываются причины и условия появления этой литературной подделки середины XX в. Авторы статей — специалисты в области истории, литературы, языка, книговедения, сотрудники Академии наук и университетов. Большинство статей ранее публиковалось в научной периодике.Для специалистов по истории отечественной культуры, широкого круга читателей.
Издание является частью международного проекта, открытого в сентябре 2007 г. в Российской академии наук круглым столом на тему «Фальсификации источников и национальные истории», материалы которого представлены вниманию читателя. В этом коллективном труде представлены результаты исследования, посвященного изучению основных проблем определения и бытования фальсифицированных источников самых разных жанров: документальных, повествовательных, археологических, псевдоэтимологических, антропологических. Крупнейшие источниковеды, историки, археологи, лингвисты, археографы, антропологи провели анализ истоков, методики изготовления, презентации и пропаганды фальшивок, непосредственно связанных с идеологическим конструированием прошлого.
В книге рассказывается о том, как в первой четверти XIX в. известному государственному деятелю Н. П. Румянцеву удалось объединить вокруг себя блестящую плеяду ученых, задавшихся целью собирать и публиковать документальные памятники русской истории. Широко привлекая архивные материалы, автор показывает организацию деятельности Румянцевского кружка, подробно освещает принципы изысканий и подбора материалов по истории государства, литературы и культуры средневековой России.Ответственный редактор доктор исторических наук В.
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.