Обезьяны и солидарность - [10]
Я совсем не стеснительная персона, что касается переодеваний или разгуливания нагишом. Но в этот момент я почувствовала, что не имею ни малейшего желания раздеваться на глазах супружеской пары. Нашим телам не следовало лицезреть друг друга. Нет, никакого обмена телесной информацией, пусть границы остаются неприкосновенными.
Котенок продолжал мяукать за дверью. Я спряталась в уголок с поваренными книгами, куда не простирались взгляды из гостиной. Быстренько натянула на себя предназначенную для сна длинную футболку с изображением Мэрилин Мансон, но, излишне засуетившись при этом, свалила лежащую на краю полки толстенную книгу про испанскую пищу, с оглушительным шлепком она шмякнулась на пол. Замерев на мгновение, я услышала, как Анна что-то оживленно сказала Рокко.
«Все в порядке! — сообщила я. — Я еще жива. Всего лишь уронила книгу с полки, простите!»
«О’кей», — донеслось из другой комнаты.
Я погасила свет. Сквозь стеклянную дверь виднелся диван с куклами, Анной и Рокко. Я поворочалась на резиновом матраце, примостив голову так, чтобы не видеть их. Время от времени до меня доносились звуки фэнтези-фильма. Но когда я закрыла глаза, вся комната наполнилась звуками. Часы. Множество часов. И все они издавали звуки; я словно очутилась в зарослях часов, тиканье и поскрипывание доносилось с полок, со стен, с письменного стола. Громче всех тикали часы с пластмассовым голосом: крр-крр, кррр-кккррр. Мне показалось, что они хромают, у них был сбит ритм.
Простыни пахли. Человеком. Неизвестно — каким. Я боялась даже подумать, какое тело выделяло свое жировое сало на этих лиловых простынях. Сдвинула простыню, но голый резиновый матрац вонял, как лагеря детства.
Рк-ркк, ррк-ркккк.
Все заражено телами!
Я чуть не вскочила с матраца, но испугалась, что тогда Рокко с Анной меня увидят.
Какого черта. Ну и что здесь такого? Одна ночь. Стыдно должно быть. Спи уже, черт бы тебя побрал.
Ркк-рккк.
Жила-была Принцесса на горошине. Она была фашисткой.
Латентной и органичной. Она не могла спать, если в одном с нею помещении находились тела, которые казались ей безобразными. Безобразие вызывало удушье, аллергическую реакцию, учащало сердцебиение. Оно могло заразить и уничтожить, растворить в себе. Тот, кто вынужден глядеть на уродство, воспринимать уродство, может лишиться себя, своей самостийности.
Толерантность. Это не терпимость, а переносимость. Может быть, Принцесса на горошине, как и любой другой организм, просто вынуждена была бороться за свое собственное выживание. Ее степень переносимости была крайне низкой, она была эстетически слабенькой, с узкой шкалой. Кто-то не выносит определенных продуктов, химикатов, шума, а ее организм приводили в тревожное состояние определенные человеческие тела. Из этого, правда, не следовало, что эти тела были безобразными в общепринятом смысле или воздействовали подобным образом и на других: аллергики — не универсалы. Это просто индивидуальная непереносимость. Случайная, бессмысленная.
Это доброжелательные люди, которые хотели всего-навсего принять меня.
THE LORD OF THE FLIES. Язык фей и пингвины. Это ловушка!
Если ты сейчас не уснешь, завтра пойдешь и сдашься полиции как фашистка. С подобными тебе людьми невозможно создать такое человечество, каким ты хочешь его увидеть.
Ркк-рккк. Я приподняла голову, чтобы увидеть светящиеся цифры единственных беззвучных часов: 1:33.
В гостиной тем временем погас свет.
Пара легла в постель.
Засни уже, идиотка, если не хочешь, чтобы завтрашний день пошел насмарку.
На минуту меня осенило: насколько привлекательна — просто-таки этический опиум — развлекательная индустрия, производящая красивых людей… да, в конце концов все станет столь прекрасным, что опасные значения нивелируются… нас будут окружать лишь пятна света, блики… Нет — на самом деле гибкий и хорошо воспитанный человек приучается вести себя так, будто он видит одну только красоту, или, если ничего другого не остается, одну лишь одухотворенность… эстетическое искупление… Тело Анны было по-своему гармоничным, в элементах белого переливающегося мяса таилось созвучие… Она вполне могла стать моделью Ботеро… Желтоватое лицо Рокко и устрашающая прическа Анны… могли бы они возбудить возвышенные чувства… спи, мысли уже путаются.
Кот мяукнул. Прыгнул на дверь и снова мяукнул. Открыть дверь не так-то просто.
Мне вспомнилось утро в кафе другого европейского города.
Мой любовник меня просто бесит. Он говорит, что есть люди, чьи умонастроения он разделяет намного больше, чем мои. Он прищуривает свои прекрасные огромные глаза.
«Ну, и кто же тогда твой ближайший друг?»
«Мой самый дорогой друг… уже с детства… конечно, Киара».
«Ну, конечно».
Я рассматриваю висящий на стене графический лист с изображением лошадей.
«А если бы в один прекрасный день Киара превратилась в кучу навоза, что бы ты тогда делал? Она имела бы человеческий образ и могла бы говорить, она хотела бы находиться поблизости и говорить с тобой, но она была бы сделана из навоза».
«Неужели ты такая ревнивая?»
«Нет, я серьезно. Что бы я стала делать, если бы мой друг… вдруг оказался сделанным из дерьма? У него был бы тот же взгляд, те же взгляды, та же… искренность, например, но он бы невыносимо вонял. Ты мог бы преодолеть подобную дуальность тела и духа?»
Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.
Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Девять человек, немногочисленные члены экипажа, груз и сопроводитель груза помещены на лайнер. Лайнер плывёт по водам Балтийского моря из России в Германию с 93 февраля по 17 марта. У каждого пассажира в этом экспериментальном тексте своя цель путешествия. Свои мечты и страхи. И если суша, а вместе с ней и порт прибытия, внезапно исчезают, то что остаётся делать? Куда плыть? У кого просить помощи? Как бороться с собственными демонами? Зачем осознавать, что нужно, а что не плачет… Что, возможно, произойдёт здесь, а что ртуть… Ведь то, что не утешает, то узлы… Содержит нецензурную брань.
Новые приключения сказочных героев потешны, они ведут себя с выкрутасами, но наряду со старыми знакомцами возникают вовсе кивиряхковские современные персонажи и их дела… Андрус Кивиряхк по-прежнему мастер стиля простых, но многозначных предложений и без излишнего мудрствования.Хейли Сибритс, критик.
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Тоомас Винт (1944) — известный эстонский художник и не менее известный писатель.В литературе Т. Винт заявил о себе в 1970 году как новеллист.Раннее творчество Винта характеризуют ключевые слова: игра, переплетение ирреального с реальностью, одиночество, душевные противоречия, эротика. Ирония густо замешана на лирике.На сегодняшний день Тоомас Винт — автор множества постмодернистских романов и сборников короткой прозы, и каждая его книга предлагает эпохе подходящую ей метафору.Неоднократный обладатель премии им.