Обеднённый уран - [78]

Я записал все приметы, которые могли понадобиться для ориентирования на местности, сказал: „Хорошо, можешь ни о чём не беспокоиться“, и уже через день, набив сумку необходимыми вещами, отправился в путешествие.

Ехать нужно было на пригородном автобусе до конечной. Хотя я встал рано, чтобы не быть застигнутым жарой и не оказаться придавленным толпами пенсионеров, всё же просчитался — и жарко было, и дачников море. Почти против воли меня внесло людской волной в нужный автобус и прижало к потной спине какой-то спортивного вида женщины с перехваченными резинкой пепельными волосами. Двери автобуса захлопнулись, и дальше он довольно долго шёл без остановок. Форточки на окнах были заклинены раз и навсегда, люки в потолке тоже не открывались. Пошевелиться невозможно, сдвинуться в сторону некуда. Так я и стоял, почти неприлично колеблясь вместе с женщиной в такт автобусной качке.

Мне показалось, это не вызывало у женщины возражений. Пару раз она оборачивалась, чтобы искоса, словно бы невзначай взглянуть на моё лицо. И вскоре наши колебания вперед-назад и вправо-влево стали удивительно согласованными. Видимо, я прошел фейс-контроль.

Как всякий дачный роман, и этот очень быстро закончился — женщина через несколько остановок вышла, напоследок тягуче и страстно одарив меня всем, что имелось у неё сзади. Ехать стало неинтересно.

Потихоньку-полегоньку, с кочки на кочку, с горки на горку — добрались мы до места назначения. Автобус сделал тяжёлый разворот и причалил возле заржавленной железной будки.

Я сошёл последним.

Номинально это был всё ещё город, но уклад жизни здесь соблюдался почти уже деревенский. В две стороны тянулась улица одноэтажных деревянных домов, пыльная дорога была не асфальтирована, покосившиеся гнилые заборы наводили уныние — и, как ни странно, одновременно вызывали и какое-то очарование, доступное лишь сердцу человека, родившегося в России. Даже моему сердцу.

Я постоял некоторое время возле будки, давая возможность народу разбрестись, а пыли осесть — и остался совсем один.

Коллега объяснил мне, что от остановки следует двигаться налево, в сторону высокого кирпичного дома с красной крышей (дальше следовал ещё целый перечень примет). Довольно быстро я обнаружил похожий дом.

Навстречу мне по пыльной деревенской дороге ехала на небольшом велосипеде девочка лет четырнадцати-пятнадцати. На ней были линялые голубые шорты из грубо обрезанных широких джинсов, сандалии и лёгкая майка.

Девочка или девушка? По физическому развитию, хотя бы по той же самой пресловутой округлости форм, которую так любили упоминать великие писатели девятнадцатого века и плохие — двадцатого, это была молодая женщина. В то же время в лице её было нечто такое наивное и простецкое, что становилось ясно: девочка ещё не распрощалась со своими любимыми куклами. Мне было понятно, что этот велосипед — словно ненастоящий, эта поездка — всего лишь игра, и самое главное сейчас было: её высоко и радостно взлетающие колени, которым очень мешал руль, так что ноги приходилось даже несколько разводить в стороны. Колени, трудолюбиво пахтающие воздух, словно тренируясь.

Девочка внимательно посмотрела на меня, проезжая мимо. Мой ответный оценивающий взгляд был короток и нейтрален. Рыжая, курносая, веснушчатая. В общем, довольно миленькая. Рот широкий. Миленькая, не более того. Мы разминулись.

Приметы вроде сходились, всё было хорошо. Из пояснений коллеги я знал, что после того, как кончится этот поселок, нужно будет ещё пробираться километра полтора через перелесок, через другие дачные кооперативы, а потом я непременно должен оказаться на месте, если только ничего не перепутаю.

Преодолев метров пятьсот, я вдруг понял, что не знаю, куда идти дальше. Верные приметы кончились. Меня окружала теперь сплошная „зелёнка“; правда, сквозь листья проглядывали крыши дачных домиков, к которым ответвлялись дорожки. Но — слишком много дорожек.

Словно подавая мне тревожный сигнал, возле самой дороги в железной бочке горели старые доски. Огонь рвался из железного горла печи к небу нетерпеливо и даже с каким-то остервенением. Каждую секунду рвался. Словно там, наверху, он не рассеется бесполезным дымком, а вечно будет плясать и радостно хлопать в горячие ладоши.

Тут дорога пошла в гору. Это меня обрадовало, ибо соответствовало описанию. Правда, дорога теперь почему-то была покрыта растительностью. Сначала свежая зелёная травка, потом огромные зонтичные стрелы дуделя и, наконец, густые ивовые побеги. Видно, здесь давно не ездили на машинах. Странно. И вдруг я упёрся в глухой деревянный забор, преодолеть который не было возможности.

Пришлось возвращаться. На спуске меня охватила усталость, навалилось чувство бессмысленности происходящего и вообще всего этого горячего летнего дня. Я успел уже пропотеть, натёр в паху, мои ботинки и брюки снизу были густо покрыты дорожной пылью. Солнце поднималось всё выше, и, казалось, конца этому не будет. А на даче у коллеги колодец с чистейшей ледяной водой.

Я ступил два шага в сторону, сразу надежно затерявшись в кустах, и тяжело осел на какое-то трухлявое бревно. Благословенна тень!..