Об истине - [5]

Наш успех или неудача во всем, что мы делаем, и, следовательно, в жизни в целом, зависят от того, руководствуемся мы истиной или действуем по неведению и на основании лжи. Но они также существенным образом зависят и от того, разумеется, что мы делаем с этой истиной. А вот без истины мы проиграем, даже не начав.

Мы действительно не можем жить без истины. Истина нужна нам не только для того, чтобы понимать, как хорошо жить, но и для того, чтобы знать, как вообще выживать. Более того, она является тем, что мы просто не можем не замечать. Мы тем самым всегда уже признаем, пусть и неявно, что истина важна для нас; и, следовательно, мы всегда уже понимаем (пусть и снова неявным образом), что истина – это не просто свойство убеждения, к которому мы можем позволить себе быть равнодушными. Такое равнодушие было бы не просто результатом халатной небрежности – оно быстро оказалось бы для нас фатальным. Следовательно, в той мере, в какой мы ценим важность истины для нас, мы в принципе не можем позволить себе отказаться от желания знать истину о множестве самых разных вещей, либо от желания достичь ее.

III

Кто-то мог бы спросить: с каких пор для нас так важно быть разумными? Известно, что мы, люди, обладаем особым талантом игнорировать и не замечать требования рациональности, что часто и демонстрируем. Как в таком случае вообще можно полагать, что мы будем уважать рациональный императив, который предписывает нам серьезное отношение к истине, и подчиняться ему?

Прежде чем мы с легкостью махнем на себя рукой, позвольте мне сослаться на несколько весьма уместных (и, надеюсь, полезных) мыслей выдающегося португальско-голландско-еврейского философа XVII века: Баруха Спинозы. Спиноза утверждал, что независимо от того, нравится нам это или нет, чувствуем ли мы себя комфортно и заботимся ли о тех проявлениях рациональности, которые здесь обсуждаем, такого рода рациональность неизбежна для нас. Хотим мы того или нет, мы не можем не подчиняться ей. И принуждает нас к этому, по мнению Спинозы, любовь.

Спиноза следующим образом объясняет природу любви: «…любовь есть не что иное, как удовольствие (радость), сопровождаемое идеей внешней причины» (Этика, часть III, теорема 13, схолия). О значении слова «радость» он говорит следующее: это «…такое пассивное состояние, через которое … [человек] переходит к большему совершенству» (Этика, часть III, теорема 11, схолия).

Полагаю, многие читатели найдут эти туманные утверждения, скорее, непривлекательными. Они действительно кажутся чрезвычайно неясными. Но даже помимо такого препятствия для продуктивного использования мыслей Спинозы мы с полным на то правом могли бы усомниться в том, что он вообще может авторитетно высказываться о любви. В конце концов, у него не было детей, он не был женат и судя по всему у него никогда не было постоянной подруги.

Разумеется, эти детали его личной жизни затрагивают его авторитет лишь относительно романтической, супружеской и родительской любви. Однако то, о чем на самом деле думал Спиноза, когда писал о любви, ничем из перечисленного не является. По сути дела, он говорил не о какой-то особой разновидности любви, которая обычно имеет своим объектом какого-либо человека. Позвольте мне объяснить, что, как мне кажется, он на самом деле имел в виду.

Спиноза был убежден, что каждый человек обладает своей сущностной природой, которую он стремится на протяжении своей жизни осуществлять и поддерживать. Другими словами, он полагал, что в каждом человеке есть врожденный импульс становиться (или оставаться) тем, кем этот человек по своей сути является. Когда Спиноза писал о том пассивном состоянии, «через которое … [человек] переходит к большему совершенству», он имел в виду вызванное внешней причиной (отсюда и «пассивное состояние», т. е. изменение в человеке, которое вызвано не его собственными действиями; это изменение, по отношению к которому он, скорее, пассивен) усиление индивидуальных способностей к выживанию и к полноценному развитию своей сущностной природы. Всякий раз, когда способности человека для достижения этих целей усиливаются, увеличение сил человека к их достижению сопровождается чувством роста жизненной энергии. Человек осознает ничем более не сдерживаемую способность становиться и продолжать быть тем, кем он на самом деле является. Таким образом, он чувствует себя больше самим собой. Он чувствует себя живым.

Спиноза полагал (и, мне кажется, вполне справедливо), что такой опыт роста жизненной энергии – т. е. такое ощущение ничем не сдерживаемой способности осознавать и поддерживать свою истинную природу – сопровождается характерным чувством возбуждения. Такое возбуждение можно сравнить с возбуждением, которое человек чувствует во время бодрящих физических упражнений, когда легкие, сердце и мышцы работают более интенсивно, чем обычно. Во время энергичной работы люди часто чувствуют себя более уверенно и в большей степени живыми, чем до физических упражнений, когда они в меньшей степени и менее непосредственно осознавали свои способности, когда они в меньшей степени были полны ощущением своей собственной жизненной энергии. Я полагаю, что именно такое переживание Спиноза и имел в виду, когда говорил о «радости»; радость в его понимании, как мне кажется, – это ощущение прилива сил жить и продолжать жить в соответствии со своей подлинной природой.