Об истине - [4]
II
Тем не менее многим удается убедить себя – иногда даже с неким самодовольством, – что нормативные, т. е. оценочные, суждения не могут считаться либо истинными, либо ложными. Их точка зрения заключается в том, что подобные суждения на самом деле вообще ничего не утверждают, т. е. не содержат какого-либо утверждения, которое было бы верным или неверным. Такие суждения, полагают они, скорее, выражают лишь наши чувства и установки, которые, строго говоря, не истинные и не ложные.
Допустим, мы согласились с этим. Тем не менее очевидно, что согласие или несогласие с оценочными суждениями зависит от других суждений, которые сами по себе просто не являются нормативными, – т. е. они зависят от суждений о фактах. Поэтому мы не можем обоснованно судить о том, что определенный человек обладает скверными моральными качествами, если при этом не основываемся на фактических утверждениях, описывающих примеры его или ее поведения, которые, по всей видимости, и свидетельствовали бы о моральном несовершенстве. Более того, эти фактические утверждения о поведении данного человека должны быть истинными, а рассуждение, с помощью которого мы выводим оценочное суждение, обоснованным. В противном случае ни сами эти утверждения, ни рассуждение не смогут убедительно подкрепить наш вывод. Они просто не будут говорить в пользу того, что основанная на них оценка является разумной.
Таким образом, различие между тем, что истинно, и тем, что ложно, все-таки является критически важным для понимания оценочных, или нормативных, суждений, даже если мы при этом согласились, что различие между истиной и ложью не может быть напрямую применено к самим этим суждениям. Мы вполне можем допустить, если сочтем нужным, что вынесенные нами оценки не являются ни истинными, ни ложными. Однако мы не можем согласиться с подобной характеристикой в отношении утверждений о фактах или в отношении рассуждений, с помощью которых мы пытаемся обосновать эти оценки.
Аналогичным образом утверждения о фактах необходимы нам для объяснения и обоснования тех целей и задач, которые мы выбираем и ставим перед собой. Разумеется, многие мыслители отрицают, что выбор нами целей и задач – по крайней мере тех, которые выбраны не только из-за их инструментальной полезности для достижения нами более амбициозных задач, – вообще можно рационально обосновать. Напротив, настаивают они, мы ставим определенные цели и задачи исключительно благодаря тому, что мы случайным образом чувствуем и желаем.
Однако очевидно, что по большей части мы выбираем объекты, которые любим, желаем и с которыми так или иначе связываем себя, только на основании того, что мы думаем о них – например, что они сделают нас богаче или защитят наше здоровье или что они каким-то иным образом будут служить нашим интересам. Поэтому истинность или ложность утверждений о фактах, на которые мы опираемся в объяснении или обосновании нами выбора целей и обязательств, неизбежно связаны с рациональностью наших установок и нашего выбора. Если мы не знаем, есть ли у нас основания рассматривать различные утверждения о фактах в качестве истинных, то мы не можем знать и того, есть ли на самом деле какой-либо смысл в том, что мы чувствуем и выбираем.
Следовательно, ни одно общество не может позволить себе презирать истину или неуважительно относиться к ней. Однако недостаточно того, чтобы общество просто признавало, что истина и ложь в конечном итоге являются легитимными и важными понятиями. Кроме того, общество не может пренебрегать поддержкой и поощрением тех достойных людей, которые посвятили себя поиску и применению важных истин. Более того, какие бы выгоды и преимущества порой не сулили нам брехня, лицемерие или обычная лживость, ни одно общество не может позволить себе терпеть никого и ничто, что потакает ленивому безразличию к разнице между истиной и ложью. Еще менее они могут потакать затасканной и нарциссичной точке зрения, которая заключается в том, что верность фактам якобы менее важна, чем «верность самому себе». Если и существует установка, которая по самой своей сути противоречит нормальной и упорядоченной социальной жизни, то это именно она.
Общество, которое проявляет безрассудное и настойчивое пренебрежение любым из указанных способов, обречено на упадок или по крайней мере на культурную инертность. Оно будет совершенно не способно на какие-либо значимые достижения или хотя бы на последовательные и смелые замыслы. Цивилизации никогда не развивались, да и не могут развиваться, не обладая большим количеством надежной фактической информации. Они не могут и процветать, если поражены инфекцией ошибочных убеждений. Для создания и поддержания развитой культуры нам нельзя позволить ослабить себя ошибками или невежеством. Нам необходимо знать – и, разумеется, понимать, как разумно использовать, – великое множество истин.
Это не просто социальный императив. Это касается каждого из нас – в той мере, в какой мы являемся людьми. Мы нуждаемся в истинах, чтобы успешно прокладывать свой путь через все то множество опасностей и возможностей, с которыми все мы без исключения сталкиваемся на протяжении своей жизни. Нам необходимо знать истину о том, что можно есть, а что нельзя, о том, как одеваться (учитывая факты, касающиеся климатических условий), о том, где жить (учитывая информацию о тектонических линиях разломов, возможности схода лавин, а также расстояния до магазинов, работы и школы), и о том, как делать то, за что нам платят, как растить своих детей, что думать о тех людях, которых мы встречаем, чего мы можем достичь, чего мы хотели бы достичь и о бесконечном множестве других приземленных, но жизненно важных проблем.
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Сопротивление Хайдеггера «модерну» стало едва ли не официальным его завещанием. «Черные тетради» лишь укрепили этот антимодернистский вывод, превратив Хайдеггера в ведущего философского мракобеса XX века. Но, быть может, не стоит верить Хайдеггеру на слово? Что если попытаться деконструировать Хайдеггера как модерниста, вскрыв за декларативным уровнем инвектив и дежурной критики территорию модернистской онтологии с ее собственными проблемами (такими, как надежность и юзабилити), которые и по сей день определяют нашу ситуацию знания? Чего в конечном счете хотел Хайдеггер как последний auteur философии и чего он достиг?В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Принято считать, что лучший способ помочь бедным состоит в том, чтобы позволить богатым богатеть, что всем выгодно, когда богатые платят меньше налогов, и что, в конце концов, их богатство полезно для всех нас. Но эти распространенные представления опровергаются опытом, исследованиями и простой логикой. Такое несоответствие представлений фактам заставляет нас остановиться и задаться вопросом: почему эти представления столь распространены несмотря на все большее количество свидетельств, противоречащих им?Бауман подробно рассматривает неявные допущения и неотрефлексированные убеждения, лежащие в основе подобных представлений, и показывает, что они едва ли смогли бы сохраниться, если бы не играли важную роль в поддержании существующего социального неравенства.
Эссе известного социолога, профессора Высшей школы экономики посвящено понятию «политкорректность». Автор относится к этому явлению скептически. Ведь именно политкорректность сегодня становится одним из основных инструментов борьбы меньшинств за формирование новой повестки дня против большинства, борьбы, которая, на самом деле, подрывает традиционные институты демократии.
Книга Виктора Мазина «Машина влияния» написана на стыке психоанализа, медиатеории и антропологии. Понятие машины влияния возникает в XVIII веке и воплощается в самом начале XIX века в описании Джеймса Тилли Мэтьюза – пациента лондонского Бедлама. Дискурсивная конструкция этой машины предписана политическими событиями, научными открытиями и первой промышленной революцией. Следующая машина влияния, которая детально исследуется в книге, описана берлинской пациенткой Виктора Тауска Наталией А. Представление об этой машине сформировалось во время второй промышленной революции начала ХХ века.