О пьянстве - [36]

Шрифт
Интервал

Вопрос: Для вас – нет?

Буковски: Нет, оно антиразрушительно… […] Я все свое пишу, когда пьян. Все время, пока я печатаю, я пьян. Как могу я жаловаться? Следует ли мне жаловаться на авторские гонорары? Мне платят за то, что я пью. Мне платят, чтоб я пил. Это прелестно.



бессмертный алкаш[111]

Ли Бо, я все время о тебе думаю пока
опустошаю эти бутылки
вина.
ты знал, как проводить дни и
ночи.
бессмертный алкаш,
что б делал ты с электрической
пишущей машинкой,
входя после того, как проехал по
Голливудской автостраде?
что б думал ты, смотря
кабельное тв?
что б ты сказал об атомных
запасах?
Движении за Освобождение
Женщин?
террористах?
смотрел бы ты футбол в понедельник
вечером?
Ли Бо, наши психушки и тюрьмы
переполнены
а небеса едва ли бывают
голубыми
и земля, и реки
смердят нашими
жизнями.
и самое последнее:
мы начали засекать, где прячется
Бог, и мы намерены
выкурить Его оттуда и
спросить:
«ЗАЧЕМ?»
так вот, Ли Бо, вино по-прежнему
хорошо, и несмотря на все это, пока
еще есть
время
посидеть
одному
и
подумать.
был бы ты
тут.
скажи-ка,
только что вошла моя кошка
и здесь
в этой пьяной комнате
этой пьяной ночью
вот эти
громадные желтые глаза
уставились на
меня
пока я наливаю
полный стакан
этого прекрасного красного вина
за
тебя.


прополка рядов[112]

я тут вот о чем, сказал он, про излечившегося алкоголика, они
сюда заходят, я видел, как плоть желтеет и
глаза у них выпадают, их души обвисают и
тускнеют, потом они заводят о том как никогда им не было
лучше и теперь жизнь обрела истинный смысл, ни бодунов больше,
ни женщины их не бросают, ни стыда, ни мук совести, это
же здорово, это правда так здорово
а я жду не дождусь, чтоб они ушли, кошмарные они люди,
даже когда идут по коврикам, их ботинки не оставляют
следов, как будто никого нет
затем они упоминают Бога, тихонько, знаешь, им не хочется
давить на тебя, но…
я стараюсь при них не пить, не желаю я загонять
их обратно в то злое
место.
наконец они уходят…
а я отправляюсь в кухню, наливаю себе высокий, опустошаю половину,
ухмыляюсь, заливаю другую половину.
никто из вылечившихся, с кем я встречался, не были первоклассными
профессиональными алкоголиками, они просто заигрывали и
баловались с выпивкой…
я оставался пьян 5 десятков лет, бухла я выпил больше чем
они воды; тем, от чего они впадают в глупое шумное
алкогольное говнецо, я
полирую.
у некоторых просто все насмарку, и я тут говорю
об излечившемся алкоголике: нельзя
исправиться если никогда им и не
был.
вот отчего все это так скучно и
ужасно: все они по-прежнему называют себя алкоголиками даже после
того, как бросили.
это невообразимо презирается истинными
соплеменниками: мы заслужили здесь свое место, ощущаем себя достойными и
почтенными в нашем положении, предпочли бы, чтоб
притворщики не выступали от нашего имени: нельзя бросить
то, чего у тебя
никогда не было.

Из «Пацана, маринованного в джине»[113]

Вопрос: Из какого периода вы черпали для сценария [ «Пьяни»]?

Буковски: Вообще-то там два периода, и я их сплавил воедино. Пьянью я был, когда жил в Филадельфии, мне было лет 25, 24, 26, там все как-то перемешалось.

Мне нравилось драться – я считал себя крутым парнем. Я пил и дрался. Мои средства к существованию… Даже не знаю, как мне удавалось. Поили меня бесплатно, люди брали мне выпивку. Я служил более-менее развлекателем бара, клоуном. То просто было место, куда ходить каждый день. Приходил я каждый день в пять; открывалось официально в семь, но бармен меня впускал, и два часа я пил бесплатно. Виски. Поэтому, когда дверь открывалась, я был готов. Затем он говорил: «Прости, Хэнк. Семь часов. Больше наливать тебе не могу». – Я говорил, сделаю все, что осилю. У меня была неплохая фора с двумя часами виски. После этого мне доставалось по большинству пиво. Я был мальчиком на побегушках – гонял за сэндвичами, в основном меня колотили. Сидел я там до 2 часов ночи, возвращался к себе в комнату, затем обратно в 5 утра. Два с половиной часа сна. Наверное, когда пьяный, ты все равно как бы спишь. Отдыхаешь так.

Я приходил домой, а там стояла бутылка вина. Я выпивал половину и засыпал. И ничего не ел.

Вопрос: Должно быть, у вас ого-го телосложение было.

Буковски: И впрямь, ага. Наконец через десять лет я оказался в больнице.

Вопрос: В вас было много энергии?

Буковски: Нет. Энергии хватало лишь стакан поднять. Я ныкался. Я не знал, чем еще заняться. Этот бар там на востоке был местом оживленным. То не был рядовой бар. Туда ходили персонажи. В нем было чувство. Уродство там было, скука и глупость. Но еще и некий высокий задор можно было ощутить. Иначе я б там не задержался.

Там я провел года три; уехал, вернулся, еще три года отбыл. Потом возвратился в Л.-А. и работал на Алварадо-стрит, по всем барам на ней. Встречался с дамами – если их там можно назвать.

Это нечто вроде смеси двух районов, Л.-А. и Филадельфии, слитых вместе. Может, и жульничество, но это же по-любому выдумка все, верно? Должно быть, год 1946-й.

Похоже, старые добрые бары с хорошими подонками исчезают. В те дни Алварадо-стрит еще была белой. И можно было просто занырнуть туда, и тебя вышвырнут из одного бара, а ты пройдешь десять шагов и можно заруливать в другой бар.


Еще от автора Чарльз Буковски
Женщины

Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.


Записки старого козла

Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.


Фактотум

Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!


Хлеб с ветчиной

«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.


Макулатура

Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.


Почтамт

Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.


Рекомендуем почитать
Старый Тогур

Есть много в России тайных мест, наполненных чудодейственными свойствами. Но что случится, если одно из таких мест исчезнет навсегда? История о падении метеорита, тайных озерах и жизни в деревне двух друзей — Сашки и Ильи. О первом подростковом опыте переживания смерти близкого человека.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Письма о письме

«Я работал на бойнях, мыл посуду; работал на фабрике дневного света; развешивал афиши в нью-йоркских подземках, драил товарные вагоны и мыл пассажирские поезда в депо; был складским рабочим, экспедитором, почтальоном, бродягой, служителем автозаправки, отвечал за кокосы на фабрике тортиков, водил грузовики, был десятником на оптовом книжном складе, переносил бутылки крови и жал резиновые шланги в Красном Кресте; играл в кости, ставил на лошадей, был безумцем, дураком, богом…» – пишет о себе Буковски.


Из блокнота в винных пятнах

Блокнот в винных пятнах – отличный образ, точно передающий отношение Буковски к официозу. Именно на таких неприглядных страницах поэт-бунтарь, всю жизнь создававший себе репутацию «потерянного человека», «старого козла», фактотума, мог записать свои мысли о жизни, людях, литературе. Он намеренно снижает пафос: «Бессвязный очерк о поэтике и чертовой жизни, написанный за распитием шестерика», «Старый пьянчуга, которому больше не везло», «Старый козел исповедуется» – вот названия некоторых эссе, вошедших в эту книгу.