О пьянстве - [33]

Шрифт
Интервал

выключили свет
и сели на кровати
дожидаться их,
мы прекрасно знали
где располагается
трезвяк: Норт-авеню,
21 – такой
шикарный на звук
адрес.
у каждого из нас стояло по стулу у
стороны кровати,
и на каждом стуле имелись пепельница,
сигареты и
вино.
явились они с обилием
звука:
«это та
дверь?»
«ага, – ответил он, —
413».
один взялся колотить
концом своей ночной
дубинки:
«УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ Л.-А.!
ОТКРЫВАЙТЕ ТАМ!»
мы там
не открыли.
затем они оба заколотили
своими дубинками:
«ОТКРЫВАЙТЕ! ОТКРЫВАЙТЕ
ТАМ НУ!»
вот теперь все гости уже
наверняка проснулись.
«ну давайте, откройте, – уже поспокойней
произнес один, – мы просто хотим
немного побеседовать, больше ничего…»
«больше ничего, – сказал
второй, – может, даже выпьем немного
с вами…»
30—40 лет назад
Норт-авеню 21 было жутким местом,
40 или 50 мужчин спали на одном полу
и там был один туалет, в который никто не
осмеливался испражняться.
«мы знаем, что вы славные люди,
мы просто
хотим с вами познакомиться…» —
произнес один.
«ага», – сказал другой.
потом мы услышали, как они
шепчутся.
мы не слышали, чтоб они
отошли.
мы не были уверены, что они
убрались.
«срань святая, – спросила Джейн, —
по-твоему, они
убрались?»
«шшшш…» —
прошипел я.
мы сидели в темноте
потягивая себе
вино.
делать было нечего
лишь смотреть на два неоновых знака
в окно к
востоку
один висел возле библиотеки
и гласил
красным:
ИИСУС СПАСАЕТ.
другой знак был
поинтереснее:
то была большая красная птица
которая хлопала крыльями
семь раз
а потом под нею
зажигалась
реклама
БЕНЗИН СИГНАЛ.
хороша была та жизнь
нам по
карману.

мое исчезновение[100]

когда меня тошнило от бара
а иногда так случалось
мне было куда идти:
то было поле высокой травы
заброшенное
кладбище.
я не считал это
нездоровым развлечением.
просто казалось, что быть
там лучше всего.
оно предлагало щедрое средство
от злобного бодуна.
сквозь траву я видел
камни,
многие покосились
под странными углами
вопреки силе тяготения
как будто должны
упасть
но я никогда не видел, чтобы какой-то
падал
хотя таких на кладбище было
много.
прохладно и темно
с ветерком
и я часто спал
там.
меня никогда не
беспокоили.
всякий раз, когда я возвращался в бар
после отсутствия
у них всегда там было одно и
то же:
«ты где это к черту
был? мы думали ты
помер!»
я был их барным придурком, я был им нужен
чтоб им самим было
лучше.
точно так же, порою, как мне требовалось то
кладбище.



генеральный план[101]

голодая филадельфийской зимой
пробуя стать писателем
я писал и писал и пил и пил и
пил
а потом бросил писать и сосредоточился на
пьянстве.
то была еще одна
форма искусства.
если не везет с чем-то одним берешь и
пробуешь другое.
конечно, я тренировался с
формой пьянства
с 15
лет.
и в этой области тоже
была большая
конкуренция.
то был мир полный пьяниц и писателей и
пьяных писателей.
и поэтому
я стал голодающим пьянчугой а не голодающим
писателем.
лучшее в этом мгновенный
результат.
и я вскоре стал самым большим и
лучшим пьяницей в окру́ге а то и
может во всем
городе.
это уж точно к черту лучше, чем рассиживать и ждать
тех отказов от «Нью-Йоркца» и
«Атлантического ежемесячника»[102].
разумеется, я никогда всерьез не намеревался бросить
писательскую игру, мне просто хотелось дать ей
отстояться лет десять
прикидывая, что если я прославлюсь слишком рано
у меня не останется ничего на последний отрезок забега
как у меня есть сейчас, вот уж
спасибо,
ну и бухлишко тоже
конечно.

это[103]

быть пьяным за печаткой круче чем с любой женщиной
кого я в жизни видел или слышал о ком
вроде
Жанны д’Арк, Клеопатры, Гарбо, Харлоу[104], М. М. или
кого угодно из тех тысяч что приходят и уходят на
целлулоидном экране
или временных девчонок каких видел такими прелестными
на парковых скамейках, в автобусах, на танцах и гулянках, на
конкурсах красоты, в кафе, цирках, на парадах, в универсальных
магазинах, на стрельбе по тарелочкам, в полетах на шаре, на автогонках, родео,
боях быков, в борьбе в грязи, дерби на роликах, выпекании пирожков,
церквях, волейбольных матчах, состязаниях по гребле, на сельских ярмарках,
рок-концертах, в тюрьмах, автоматических прачечных или где бы то ни было
быть пьяным за этой печаткой круче чем быть с какой угодно женщиной
кого я в жизни видел или
знал.

Из «Пленок Буковски»[105]

Я из тех, кто все время ведется, я простофиля. В общем, как бы там ни было, возвращаясь, несу я все эти шестерики с тремя или четырьмя другими людьми, мы все ржем, как вдруг ни с того ни с сего подваливает этот парень.

Говорит:

– Ух ты, вам, ребята, похоже, здорово. Не против, если я присоединюсь?

Они все говорят:

– Да, да, да!

А я говорю:

– Эй, постой…

Он такой:

– Да ладно тебе, давай я с вами пойду.

Я говорю:

– Ну ладно, пошли.

И вот мы все уже внутри, и давай бухать и бухать. А там пианино стоит. Я иду поиграть на пианино. Ночь длится. Я на нем играть не умею, но играю. И сижу в кресле – мне этот парень не слишком нравится… Он говорит о войне, на которой побывал, и сколько людей он там убил. А это меня не очень-то интересовало, понимаете, потому что на войне можно убивать людей, и это ничего не значит. Это законно. Кишка должна быть не тонка, чтоб убить кого-то, когда это не по закону. Понятно? Я ему, в общем, так и сказал. А он все не затыкается, хлещется там всяким: как хорошо-де он стрелял, сколько людей убил.


Еще от автора Чарльз Буковски
Женщины

Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.


Записки старого козла

Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.


Фактотум

Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!


Хлеб с ветчиной

«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.


Макулатура

Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.


Почтамт

Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.


Рекомендуем почитать
Настоящая жизнь

Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.


Такой забавный возраст

Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Из блокнота в винных пятнах

Блокнот в винных пятнах – отличный образ, точно передающий отношение Буковски к официозу. Именно на таких неприглядных страницах поэт-бунтарь, всю жизнь создававший себе репутацию «потерянного человека», «старого козла», фактотума, мог записать свои мысли о жизни, людях, литературе. Он намеренно снижает пафос: «Бессвязный очерк о поэтике и чертовой жизни, написанный за распитием шестерика», «Старый пьянчуга, которому больше не везло», «Старый козел исповедуется» – вот названия некоторых эссе, вошедших в эту книгу.


Письма о письме

«Я работал на бойнях, мыл посуду; работал на фабрике дневного света; развешивал афиши в нью-йоркских подземках, драил товарные вагоны и мыл пассажирские поезда в депо; был складским рабочим, экспедитором, почтальоном, бродягой, служителем автозаправки, отвечал за кокосы на фабрике тортиков, водил грузовики, был десятником на оптовом книжном складе, переносил бутылки крови и жал резиновые шланги в Красном Кресте; играл в кости, ставил на лошадей, был безумцем, дураком, богом…» – пишет о себе Буковски.