О, мед воспоминаний - [23]
68
Мольера Бутоном. Он быстро завоевал наши сердца, стал общим баловнем и
участником шарад. Со временем он настолько освоился с нашей жизнью, что стал как бы
членом семьи. Я даже повесила на входной двери под карточкой М.А. другую карточку,
где было написано: „Бутон Булгаков. Звонить два раза". Это ввело в заблуждение
пришедшего к нам фининспектора, который спросил М.А.: „Вы с братцем живете?" После
чего визитная карточка Бутона была снята...
Возвращаюсь к Марусе: для нас она была своим уютным человеком. Коньком ее
были куличи, пирожки и блины. М.А. особенно любил марусины куличи. Когда у нас
бывали гости, ее вызывали в столовую, с ней чокались, за ее здоровье пили. Она
конфузилась, краснела и очень хорошела. Большим умом она не отличалась, но была
35
наблюдательна и находчива на прозвища. Лыжного инструктора, ходившего на лыжные
вылазки с группой Художественного театра и облюбовавшего наш дом для своих
посещений, она прозвала „странник". Это было точно: в незавязанной шапке-ушанке, с
неизменным рюкзаком за спиной, с лыжами или какими-то обрезками лыж в руках, всегда
второпях, он вполне оправдывал свое прозвище.
Перечитываю произведения М.А. и вижу, что во многих домашней работнице
отводится роль члена семьи: в „Белой гвардии" Анюта, выросшая в турбинском доме. В
„Собачьем сердце" горничная Зина и повариха Дарья Петровна настолько, как теперь
говорится, „вписаны" в быт профессора Преображенского, что без них жизнь дома даже и
не мыслится.
В пьесе „Адам и Ева" — Аня.
В „Мастере и Маргарите" — Наташа, полуподруга, полунаперсница Маргариты,
совершающая с ней ночной полет.
— Мы тоже хотим жить, хотим летать, — говорит она...
Не было случая, чтобы М.А. или я не привозили бы своей Марусе какой-нибудь
подарочек, возвращаясь из поездки домой. Как-то она спросила меня:
— Любовь Евгеньевна, а кто такой Рябушинский?
69
Признаться, я очень удивилась, но объяснила и, конечно, поинтересовалась, а
зачем ей это?
— Да вот, я встретила Агеича (Агеич — это слесарь-водопроводчик, на все руки
мастер и, конечно, пьяница) . И он мне сказал: „Иди за меня, Маруся".
— Я не против. Только ты мне справь все новое и чтобы мне не пришлось больше
никогда работать, — сказала я.
— Ну, это тебе за Рябушинского выходить надо, — возразил Агеич...
Теперь мне все стало ясно. Все-таки она вышла за Агеича. Много раз после
прибегала она ко мне за утешением. Несколько раз прорывался к нам и пьяный Агеич.
Алкоголь настраивал его на божественное: во хмелю он вспоминал, что в юности пел в
церковном хоре, и начинал петь псалмы. Выпроводить его в таком случае было очень
трудно.
— Богиня, вы только послушайте... — И начинал свои песнопения...
Устроились мы уютно. На окнах повесили старинные шерстяные, так называемые
„турецкие" шали. Конечно, в столовой, она же гостиная, стоит ненавистный гардероб. Он
настолько же некрасив, насколько полезен, но девать его некуда. Кроме
непосредственной пользы нам, им пользуется кошка Мука: когда ей оставляют одного
котенка, мы ставим на гардероб решето и кошка одним махом взлетает к своему детищу.
Это ее жилище называется „Соловки".
Кошку Муку М.А. на руки никогда не брал — был слишком брезглив, но на свой
письменный стол допускал, подкладывая под нее бумажку. Исключение делал перед
родами: кошка приходила к нему, и он ее массировал.
Кабинет — царство Михаила Афанасьевича. Письменный стол (бессменный
„боевой товарищ" в течение восьми с половиной лет) повернут торцом к окну. За ним, у
стены, книжные полки, выкрашенные темно-коричневой краской. И книги: собрания
русских классиков — Пушкин, Лермонтов, Некрасов, обожаемый Гоголь, Лев Толстой,
Алексей Константинович Толстой, Достоевский, Салтыков--Щедрин, Тургенев, Лесков,
Гончаров, Чехов. Были, конеч-
70
но, и другие русские писатели, но просто сейчас не припомню всех. Две
энциклопедии — Брокгауза-Эфрона и Большая Советская под редакцией О.Ю.Шмидта,
36
первый том которой вышел в 1926 году, а восьмой, где так небрежно написано о
творчестве М.А.Булгакова и так неправдиво освещена его биография, — в 1927 году.
Книги — его слабость. На одной из полок — предупреждение: „Просьба книг не
брать"...
Мольер, Анатоль Франс, Золя, Стендаль, Гете, Шиллер... Несколько комплектов
„Исторического Вестника" разной датировки. На нижних полках — журналы, газетные
вырезки, альбомы с многочисленными ругательными отзывами, Библия. На столе
канделябры — подарок Ляминых — бронзовый бюст Суворова, моя карточка и заветная
материнская красная коробочка из-под духов Коти, на которой рукой М.А. написано:
„Война 191..." и дальше клякса. Коробочка хранится у меня.
Лампа сделана из очень красивой синей поповской вазы, но она — инвалид. Бутон
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.