О, мед воспоминаний - [21]
61
написав, что в пьесе „Дни Турбиных" — атмосфера собачьей свадьбы („Известия",
8 октября 1926 г.). Михаил Афанасьевич мудро и сдержанно (пока!) относится ко всем
этим выпадам.
„Зойкина квартира" идет тоже с аншлагом. В ознаменование театральных успехов
первенец нашей кошки Муки назван „Аншлаг".
В доме также печь имеется,
У которой кошки греются.
Лежит Мука, с ней Аншлаг.
Она — эдак, А он так.
Это цитата из рукописной книжки „Муки-Маки", о которой я упоминала выше. Стихи
Вэдэ, рисунки художницы Н. А. Ушаковой. Кошки наши вдохновили не только поэта и
художника, но и проявили себя в эпистолярном жанре. У меня сохранилось много
семейных записок, обращенных ко мне от имени котов. Привожу, сохраняя орфографию,
письмо первое. Надо признаться: высокой грамотностью писательской коты не
отличались.
32
Дорогая мама!
Наш миый папа произвъ пъръстоновку в нешей уютной кварти. Мы очень
довольны (и я Аншлаг помогал, чуть меня папа не раздавил, кагда я ехал на ковре кверху
ногами).Папа очень сильный один все таскал и добрый не ругал, хоть он и грыз
крахмальную руба. а тепър сплю, мама, на тахте. И я тоже. Только на стуле. Мама мы
хочем, чтоб так было как папа и тебе умаляим мы коты все, что папа умный все знаит и
не менять. А папа говорил купит. Папа пошел а меня выпустил. Ну целуем тебе. Вы
теперь с папой на тахте. Так что меня нет.
Увожаемые и любящие коты.
Котенок Аншлаг был подарен нашим хорошим знакомым Строиским. У них он
подрос, похорошел и неожиданно родил котят, за что был разжалован из Аншлага в
Зюньку.
62
На обложке книжки „Муки-Маки" изображен Михаил Афанасьевич в трансе: кошки
мешают ему творить. Он сочиняет „Багровый остров".
А вот еще там же один маленький портрет Михаила Афанасьевича. Он в пальто, в
шляпе, с охапкой дров (у нас печное отопление), но зато в монокле. Понятно, что
карикатура высмеивает это его увлечение. Ох, уж этот монокль! Зачастую он вызывал
озлобление, и некоторые склонны даже были рассматривать его как признак
ниспровержения революции.
В это же время мы оба попали в детскую книжку Маяковского „История Власа,
лентяя и лоботряса" в иллюстрациях той же Н.А.Ушаковой.
Полюбуйтесь: вот мы какие, родители Власа. М.А. ворчал, что некрасивый.
К сожалению пропала или уничтожена книжка Гастона Леру „Человек, который
возвратился издалека" в переводе Мовшензона. Н.А.Ушакова рисовала цветными
карандашами прямо по печатному тексту, который приблизительно звучал так: „По утрам
граф и графиня выходили на крыльцо своего замка. Графиня ласкала своих борзых..."
(Граф — М.А., графиня — я).
Остроумные комментарии от имени переводчика написал Коля Лямин. А страшные
места?
Синим карандашом была изображена костлявая рука привидения, сжимающая
фитиль зажженной свечи.
„Любочка и Мака! Этого на ночь не читывайте!"
Это было такое веселое талантливое озорство. Я до сих пор огорчаюсь, что какие-
то злые руки погубили эту книжку.
В книжке „Муки-Маки" изображена разрисованная печь: это я старалась. Мне
хотелось, чтобы походило на старинные изразцы. Видно, это и пленило проходившего
как-то мимо нашей открытой двери жильца нашего дома — наборщика.
— У вас очень уютно, как в пещере, — сказал он и попросил поехать с ним в
магазин и помочь ему выбрать обои для комнаты. Я согласилась. Михаил Афанасьевич
только ухмылялся. В Пассаже нам показывали хорошие образцы, гладкие, добротные,
но мой спутник приуныл
63
и погрузился уже в самостоятельное созерцание развешанных по стенам
образчиков. И вдруг лицо его просветлело.
— Я нашел, — сказал он, сияя. — Вы уж извините. Мне как страстному рыболову
приятно посмотреть: тут вода нарисована! И правда, в воде стояли голенастые цапли. В
клюве каждая держала по лягушке.
— Хоть бы они рыбу ели, а то ведь лягушек, — слабо возразила я.
33
— Это все равно — зато вода. Потом М.А. надо мной подтрунивал: „Контакт
интеллигенции с рабочим классом не состоялся: разошлись на эстетической платформе,"
— шутил он.
Никаких писателей у нас в Левшинском переулке не помню, кроме Валентина
Петровича Катаева, который пришел раз за котенком. Больше он у нас никогда не бывал
ни в Левшинском, ни на Б. Пироговской. Когда-то они с М.А. дружили, но жизнь развела их
в разные стороны. Вспоминаю бывавшего в тот период небольшого элегантного крепыша
режиссера Леонида Васильевича Баратова и артиста театра Корша Блюменталь-
Тамарина, говоруна и рассказчика — впрочем, черты эти характерны почти для всех
актеров...
К обычному составу нашей компании прибавились две сестры Гинзбург. Светлая и
темная, старшая и младшая, Роза и Зинаида. Старшая, хирург, была красивая женщина,
но не библейской красотой, как можно было бы предположить по имени и фамилии.
Наоборот: нос скорее тупенький, глаза светлые, волосы русые, слегка, самую малость,
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.