О! Как ты дерзок, Автандил! - [81]
Случилось непредвиденное.
Ощутив дыхание моря и увидев изумрудную чашу воды, выгнувшуюся на горизонте до мыса Питиунта, солдаты-первогодки первыми сломали строй. Они кинулись по камням к морю, бросая по дороге фурки с имуществом, шлемы, мечи и щиты. За ними побежали ремесленники, погонщики мулов и загоревшие до черноты молодые женщины-маркитанки. Пэдарангасава выскочил на дорогу и направил гладиус в сторону бегущей толпы:
– Назад! Все назад!
Примипил Левон погнал свою лошадь наперерез бегущей толпе:
– Клянусь Юпитером, я убью первого, кто войдет в море!
Легат Автандил отдал команду. В руках центуриев засвистели кожаные плетки. В походном марше физические наказания солдат римских легионов были запрещены. Но здесь ничего не оставалось делать, как пустить в ход бичи, свитые из сыромятной бычьей кожи. Мальчик увидел, как на экране монитора загорелась красная кнопка надвигающейся опасности. Он пробежал пальцами по клавиатуре, пытаясь вернуть подразделения легиона на исходные позиции. Но было поздно. Словно какой-то вирус проник в стройные ряды обученного воинскому порядку легиона. Ломая придорожные кусты, опрокидывая повозки, солдаты, иммуны, купцы и конники – все бросились к морю. Они вели себя, как дети, увидевшие солнечную поляну с зеленой травой и желтыми одуванчиками. Сказалось и то недовольство, которое вызвала непозволительная в тяжелом походе роскошь жены прокуратора. Афроний побледнел. Толпа чуть не опрокинула колесницу. Достаточно брезгливо игемон смотрел на солдат и девушек, голыми бросающимися в море. Взглядом он отыскал Автандила и жестом показал на видневшийся вдалеке Гудаутский мыс. Из-под горы, словно черная птица, взмахнувшая крылом, вылетела на рысях сирийская ала. Арабские конники в белых тюрбанах и с кривыми саблями в руках. Примерно десять турм, по пятьдесят всадников. Они, оскалившись фиолетовыми ртами, что-то страшно кричали. Но что – издалека слышно не было. Алу вел в атаку низкорослый сириец, которого почти не было видно из-за головы лошади. Он низко припадал к шее коня, а потом неожиданно взлетал на стременах. Сначала он указал саблей в сторону аквилифера, держащего орла легиона. Потом – в сторону носилок, в которых несли наместника. Сириец не знал, что прокуратор уехал на колеснице, обогнав первую центурию, и уже вышел на берег. Главарю сирийских разбойников нужны были две добычи – живой наместник и бронзовый орел легиона. Кавалеристы, на полном скаку врезаясь в смятые ряды, с оттяжкой рубили руки, ноги, головы, кололи в грудь и вспарывали животы солдатам. Две турмы скакали краем моря, где кончалась галька и лежал плотный песок. И если по мелким камням лошади шли рысью, то на песке они переходили в галоп. Мальчик увидел страшную картину. Море пронзили красные нити. Однажды он наблюдал похожее – брошенная девочкой в море слива окрасила воду рядом с ним. Сейчас море закипало людской кровью. Начиналась паника. Мальчик принял решение – аквилифера с орлом и наместника Афрония Переверзиса переместить на близкий холм и окружить рядами легионеров. Солдат нужно было быстро построить в «коробки», «оборонительные круги» и «черепахи» – боевые порядки, при которых конница не сможет прорваться к вершине холма. Пальцы его забегали по клавиатуре. Но командир охраны наместника, гладиатор Нэст, отменил решение играющего на компьютере мальчика.
Слишком видимой была на холме желанная для врага цель. И она могла стать легкой добычей. Носилки с наместником и его женой Нэст загнал в море – рабы взяли лектику на плечи, сами они уже по грудь стояли в воде.
Аквилифер – знаменосец легиона, рослый малый с непокрытой головой и обмотанный поверх доспехов львиной шкурой с завязанными на шее лапами, смело выступил вперед, обнажив меч. Рядом с ним уже валялась охрана, перебитая всадниками. Командир сирийцев издали метнул в аквилифера короткий дротик. На экране монитора мальчик видел, что знаменосец пошатнулся, но защитить его уже было некому. Советник игемона Николайе бросил поводья и выпрыгнул из колесницы. Из рук падающего аквилифера он подхватил древко с орлом. Советника окружили иммуны – саперы и камнетесы. Их привела Тамара, мать Нэста. В руках она держала два коротких меча-гладиуса и умело фехтовала ими. Марсель и Гамлет махали бронзовыми топорами, которыми обтесывают камни. У иммунов не было оружия, и в ход пошли мотыги, лопаты и даже вилы. Нэст и Пэдарангасава прокладывали советнику путь к берегу – через кровавую кашу людей, повозок, через трупы павших воинов и лошадей. Брошенные солдатами шлемы, как отрубленные головы, катались под ногами камнетесов и жалобно дребезжали. «Коробки» и «оборонительные круги» Нэст выстраивал вдоль дороги, по которой мчалась ала. «Черепахи» солдат, ощетинившиеся мечами, двумя длинными линиями протянулись от дороги к морю. Таким образом они замкнули прямоугольник легиона на гудаутском берегу Понта. За солдатами стояли гладиаторы Нэста, потом шел строй ремесленников с кирками в руках. Вторая ала сирийцев, вылетевшая со стороны Себастополиса на подмогу, уже ничего не могла сделать. Конница легиона, по ошибке легата спрятанная в арьергард колонны, наконец вырвалась из каменного мешка и пошла в контратаку. Центурионам удалось избежать общей паники, и остатки легиона перестроились в боевой порядок.
Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)