О! Как ты дерзок, Автандил! - [79]
– Да, их называют каллиграфами.
– К тому же твоя жена – рабыня.
– Было непросто сохранить честь матери семейства, прокуратор. Мы прошли через многие лишения… Тамара чуть не лишилась жизни, оговоренная злыми обывателями-завистниками. Наш сын был вынужден идти в гладиаторы, чтобы спасти свою мать.
– Если я не ошибаюсь, скифских племен много на севере Азии. Впрочем, на Дунае они тоже достаточно разбойничают. Их хотели усмирить.
– Скифских племен больше двадцати.
– Раздробленные и абсолютно варварские скопища людей в звериных шкурах… Извини, Николайе, я ценю твой ум, поэтому ты – мой советник. Но разве встречаются среди твоих соплеменников…
Советник вежливо перебил прокуратора:
– Скифия – огромная страна, игемон! В ней множество всякого народа. Глупцов и варваров хватает, но есть и мудрые люди. Скифия оказала огромное влияние на китайскую цивилизацию. Великая Скифия трижды захватывала Азию и доминировала от Тибета и Северной Индии до Центральной Европы и Палестины. В военном отношении Скифия была самой мощной цивилизацией, которая столетиями контролировала огромные территории Евразии. Тебя, верно, удивит, но на основе духовной культуры «варваров Севера» создано почти все культурное наследие Древнего мира! Кир Второй погиб в битве со скифами Средней Азии. Дарий Первый Великий вторгся в Припонтийские владения скифов, был разбит и еле уцелел… Ровно те места, куда мы сейчас идем, игемон! Именно варвары Севера приручили лошадь и создали колесницу, на которой ты с триумфом въедешь в Себастополис! Да святится имя великого кесаря!
Он вновь вскинул руку от сердца к солнцу. Ситуация требовала того.
Афроний иронично пожевал губами. Он не любил неожиданного пафоса.
– Ну хорошо, мой друг. Все свои сказочки про скифов ты уже не один раз пытался мне втолковать. Теперь я понимаю – зачем. Как их звали, суперэтнос варваров Севера?
– Русы! Их звали русами, игемон!
– Вернемся к делам насущным, Николайе… Дай распоряжение через легата Автандила, чтобы Тамара с архитектором соорудили походную терму на источнике. Обязательно пусть возьмут ловких армян-плотников… Как их? Гамлета и Марселя! Они работают быстро и хорошо. Скажи, что я велю. Глафира хотела бы чашу с горячей водой, отделанную цветными и гладкими камнями… Может, снадобья из трав. В общем… Сам понимаешь.
Советник задумался:
– Игемон, я не советую сейчас делать баню. Ветераны ропщут – четыре месяца похода. Остался день перехода от Юпшарского ущелья до моря Понтийского. Там можно устроить общие купальни. И выдать жалованье солдатам. На побережье им будет на что его потратить.
Переверзис построжал:
– Делай, как я приказываю! – И добавил: – Да… Насчет твоих жены и сына… Тебе потребуется внести задаток.
– Деньги я найду, игемон! Я экономил все годы. И сын поможет.
– Надо писать прошение корникулярию. Без бумаг никуда![12]
Советник, обрадованный, развел руками:
– Узнаю тебя, Рим! Принимаю и приветствую звоном щита!
13
Гагра прижалась к мальчику горячим боком и жалостливо заскулила.
Беды, похоже, снятся не только людям, но и собакам тоже. Мальчик очнулся на мгновение, но сон так захватил его, что ни шум прибоя, ни музыка, доносящаяся с веранды, ни шаги людей и знакомые голоса, раздавшиеся у него прямо над головой – в шлюпке, не смогли его разбудить.
Он вернулся на дорогу в Юпшарском ущелье, к горячему источнику, где плотники, которыми командовала чертежница Тамара, уже возвели походную баню-терму для прокуратора Афрония и его жены Глафиры. Теперь сон мальчика не был таким подробным и точным, каким он был, конечно же, благодаря папиным рассказам и рукописной книге его учеников. Ведь даже фраза советника прокуратора Николайе «Узнаю тебя, Рим, принимаю и приветствую звоном щита!» в реальной жизни принадлежала отцу мальчика, историку Кольчугину. Он переделал знаменитую строчку поэта Блока: «Узнаю тебя, жизнь, принимаю и приветствую звоном щита!» из стихотворения прошлого века «О, весна без конца и без краю…». Теперь сон мальчика представлял собой компьютерную игру с названием «Legion». Стрелялки мальчик любил не меньше своей, уже порядком растрепанной, римской книги. Легат Автандил и гладиатор Нестор были в игре «Legion» командирами пятого уровня, потому что они выполняли главную задачу. Они спасали жизнь игемона и его семьи. Цепляясь тяжелыми крючьями-кошками за скалы, разведчики и саперы тринадцатого легиона растянули над самым узким проходом в ущелье металлические сети. Схему расстановки сетей высчитала и нарисовала чертежница Тамара. Сети укрепили Гамлет и Марсель, плотники. На самом деле они были инженерами-саперами. Начальник охраны Нэст сам поднялся по веревочной лестнице вверх и осмотрел места предполагаемых засад лазутчиков. Местные пастухи заранее сообщили, что какие-то люди в хитонах, монашеского обличья, лазали по козьим тропам и пробовали раскачивать камни. Лектику Афрония и Глафиры несли посередине колонны, широкой лентой растянувшейся в горах на многие километры. Небольшую конницу, двести всадников, легат Автандил держал в тылу эшелона, после ремесленников и торговцев. Нэст поспорил с легатом. Нэст предлагал конницу пустить авангардом, когда выйдут из ущелья и приблизятся к морю. Автандил настоял на своем, и
Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)