О! Как ты дерзок, Автандил! - [29]
Таймень охотится не только на рыб – он нападает и на мышь, плывущую от одного берега к другому, и на утку, садящуюся в заводь, он настоящий хищник – большой таймень, и сегодня ночью мы его поймаем. Объяснял Димичел.
Катрин нахмурилась, принимая из рук Ивана рыбу.
Совсем детеныш, сказала она, почему вы его не выпустили?
Димичел поморщился. Зачем ты убил свою овчарку, почему вы не выпустили таймешонка… Сколько христианского сострадания! А на вопрос, почему ты живешь с двумя мужчинами, ответа нет. На ум приходит строгая завучиха, которая порицает мальчишек за то, что они дергают девчонок за косички, а сама на переменках целуется (и не только целуется) с директором школы, запершись в его служебном кабинете. А у директора трое детей. И вся школа, включая младшие классы, знает о том, чем занимаются завучиха и директор в закрытом изнутри кабинете. Не слишком ли часто мы меряем поступки других по гамбургскому счету, забывая предъявлять те же требования к себе?
Димичел обнял Катрин за плечи и примиряюще сказал, что таймешонок – первая добыча Ивана, и какой же настоящий парень, если он – настоящий, упускает ее, и что любому рыбаку-спортсмену нужно пройти определенный путь, чтобы научиться отпускать пойманную рыбу назад, в реку. Сегодня Иван только встал на правильный рыбацкий путь. Ты нам поджарь, пожалуйста, его добычу, сейчас мы будем ужинать.
Они сели у костра, и ночь еще не накрыла Большой каньон, но наступал тот вечерний предел, когда сиреневые сумерки уже крадутся на косу из близких распадков, а над ручьями слегка парит. Приходит первый туман наступающей ночи. Молочный и слоистый, он наползает на реку, устилает галечник тонкими пластами, и камни блестят от вечерней росы. Дневная жара спала, быстро становится прохладно, поэтому самое время сменить сапоги-болотники, в которые набралось воды в переходах через бурные перекаты, на сухие горные ботинки и надеть свитер, и, близко придвинувшись к пламени костра, держать в руках кружку горячего чая. Уже переделаны все дела походного дня, палатки поставлены, и на ночь заготовлены дрова, и по красной полоске заката, появившейся на стыке скальных вершин и вечернего неба цвета густой синевы, становится ясно, что дождя не будет, но ночью возможен заморозок. Пахнет цветущей черемухой – в здешних местах она зацветает поздно, и горьковатый запах дыма костра мешается с черемуховым. Еще пахнет резиной – лодка, за день нагревшаяся на солнце, слегка сдула свои круглые бока-баллоны, и ты понимаешь, что завтра с утра сядешь в лодку и уплывешь отсюда… Может быть, навсегда. Но ты уже никогда не забудешь заката, костра, запаха черемухи.
Они сидели за походным столиком на раздвижных ножках, и поджаренный таймень был действительно вкусным, Катрин с Иваном выпили чилийского вина. Было забавно слушать, как раскрасневшийся от своей первой рыбацкой удачи Иван еще и еще раз рассказывает, как он проводил рыбину вдоль берега и как она металась в улове, теряя свободу, а он переживал свой инстинктивный рывок, с помощью которого выкинул добычу из реки. А ведь таймень мог и оборваться.
Катрин были понятны переживания Ивана, поскольку она, выросшая на берегах лимана, сама была удачливым рыбаком и по количеству взятых из реки тайменей могла сравниться с великим и ужасным рыбаком Минигулом.
Иван не чувствовал никакой неловкости в общении с Катрин, очень быстро он стал говорить ей «ты», тем более что именно она сама и предложила называть друг друга, не церемонясь. Катрин и Иван. Димичел с удовольствием слушал их разговор. Он думал о том, что сын поладит со своей будущей мачехой, такой молодой и привлекательной, но уже довольно опытной. Они будут жить вместе в английском доме, а с Лизи он попробует договориться. Она прилетит – теперь уже через два дня, и он все уладит, и, конечно, интересно, как она теперь выглядит – он не видел свою бывшую жену несколько лет, только переписывался с ней по электронной почте.
Катрин собиралась вместе с Димичелом на ночную рыбалку, теперь они обсуждали с Иваном блесны-мыши и катушки, которыми надо было с вечера оснастить спиннинги. Димичел сделал все достаточно быстро, достав из походного туба два других спиннинга – с более мощными ручками и стальными кольцами под катушки, рассчитанными на вес рыбы до ста килограммов. Один из спиннингов, абсолютно новый, американского производства, он торжественно вручил сыну и шутливо поздравил его с вступлением в легион рыбаков.
Потом он достал из нагрудного кармана куртки ту самую коробочку, которую перед отлетом тайно взял с собой. В коробочке, красиво упакованные на шелковой жатой драпировке сиреневого цвета, лежали круглые часы на цепочке и в серебряной оправе. Сейчас такие часы носят только консервативные или очень состоятельные люди. Их носят не на руке, а в специальном карманчике брюк или пиджака. Когда-то такие часы назывались брегетом. Было видно, что часы для Ивана – дорогие, а на их крышке выгравирована картина: на берегу реки стоит рыбак в сапогах и в пробковом шлеме и старательно выводит на спиннинг рыбу.
Японские часы Ferrari Grand Prix, сказал Димичел. Механические, ручной сборки. Мы с Катрин дарим их тебе на память о первой пойманной рыбе – таймене! У меня есть своя теория, правда, она не очень-то научная. Ты знаешь, что слово «тайм» с английского переводится как «время», таймень, как мне кажется, производное от слова «время»: тайм-ень.
Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)