О «Диалектике природы» Энгельса - [16]

В письме к П. Л. Лаврову от 12—17 ноября 1875 г. и в «Диалектике природы» Энгельс показал всю теоретическую никчемность концепции социал-дарвинизма. Он писал, что «совершенное ребячество — стремиться подвести все богатое многообразие исторического развития и его усложнения под тощую и одностороннюю формулу: «борьба за существование». Это значит ничего не сказать или и того меньше»[3-21].

Все учение Дарвина о борьбе за существование, как показывает далее Энгельс, есть просто-напросто перенесение из общества в область живой природы учения Гоббса о войне всех против всех и учения буржуазных экономистов о конкуренции, а также мальтусовской теории народонаселения. Проделав этот фокус (правомерность которого крайне спорна), «очень легко потом опять перенести эти учения из истории природы обратно в историю общества; и весьма наивно было бы утверждать, будто тем самым эти утверждения доказаны в качестве вечных естественных законов общества... Уже понимание истории как ряда классовых битв гораздо содержательнее и глубже, чем простое сведение её к слабо отличающимся друг от друга фазам, борьбы за существование»[3-22].

Итак, взгляды Маркса и Энгельса в этом вопросе, как и всегда, полностью совпадают. Своей критикой социал-дарвинизма они не оставили камня на камне от этой антинаучной реакционной концепции.

Что же в таком случае должны означать приведенные выше высказывания Маркса о том, что книга Дарвина может составить естественнонаучную основу марксистского учения в целом, и учения о борьбе классов в частности?

Очевидно, это означает только то, что общие законы диалектики, в особенности тот закон, который признает, что источником всякого развития служит противоречие, что развитие идет в порядке борьбы противоположностей, пронизывают собой не только общественную науку, но и науку о живой природе. Те антагонизмы, которые вскрыл и проследил Маркс в истории человеческого общества, имеют свои зародыши или намеки уже в живой природе в виде реально действующей здесь борьбы за существование. Однако это такого же рода зародыши, какими явились по отношению к современному человеку его отдаленные обезьяньи предки: подобно тому, как человек возник и развился из них, возникли и развились антагонизмы классового общества, образованного враждебными классами, из тех своих зародышей, которые уже наметились в области живой природы. Но здесь нет тождества, а имеются глубочайшие качественные различия между развитой формой общественного антагонизма и их зародышевой естественноисторической формой. Это различие того же порядка, как и качественное различие, существующее между природой и человеком, биологической жизнью и жизнью общества.

Таким образом, в высказываниях Маркса о книге Дарвина, как дающей естественнонаучную основу его, Маркса, взглядам, нет ни малейшего намека на идеи, родственные хотя бы отдаленно социал-дарвинизму.

Показаться иначе может лишь тому, кто не утруждает себя содержательным анализом изучаемых работ и ограничивается лишь формальным сопоставлением отдельных, внешне, казалось бы, похожих фраз и слов. Но, разумеется, такой способ анализа является совершенно ненаучным и несостоятельным.

Вернемся теперь к интересующему нас вопросу о смыкании экономических учений с естественнонаучными.

Именно о стыке между политической экономией и дарвиновским учением говорил Маркс, когда 18 июня 1862 г. писал Энгельсу о том, что «Дарвин в мире животных и растений узнает свое английское общество с его разделением труда, конкуренцией, открытием новых рынков, «изобретениями» и мальтусовской «борьбой за существование». Это — гоббсова bellum omnium contra omnes (война всех против всех. — Б. К.), и это напоминает Гегеля в «Феноменологии», где гражданское общество предстает как «духовное животное царство», тогда как у Дарвина животное царство выступает как гражданское общество»[3-23].

Эта мысль прямо перекликается с тем, что много лет спустя напишет Энгельс в своем Введении к «Диалектике природы»: «Дарвин не подозревал, какую горькую сатиру он написал на людей, и в особенности на своих земляков, когда он доказал, что свободная конкуренция, борьба за существование, прославляемая экономистами как величайшее историческое достижение, является нормальным состоянием мира животных»[3-24].

Теперь спрашивается: если дарвиновский труд о «Происхождении видов», даже в том виде, в каком он был изложен автором с помощью грубого английского метода («манеры») мышления, мог служить, по словам Маркса, в качестве естественноисторической основы «для наших (т.е. марксистских) взглядов», в частности, в качестве естественнонаучной основы «(понимания исторической борьбы классов», то, будучи освобождено от этой «грубой английской манеры», диалектическое содержание изложенного в этом труде учения могло служить той же цели в несравненно большей мере.. Ведь тогда не нужно было бы мириться с чуждой диалектике манерой мышления, а само учение о развитии живой природы по своему содержанию выступило бы тогда в полном соответствии с формой (методом) его изложения.

А ведь «Диалектика природы» в её окончательном варианте как раз и была нацелена на такое именно раскрытие объективной диалектики развития природы, подводящего к скачку от природы к человеку, причем главное внимание Энгельс здесь уделял освобождению диалектики от противоречащей ей «манеры» (способа) мышления, навязываемой грубой метафизикой. Это полностью отвечало тому, что высказывал Маркс по поводу естественноисторического и естественнонаучного обоснования марксистского учения об обществе. Именно таким обоснованием, по замыслу Энгельса, и должна была стать «Диалектика природы».