О диалектике абстрактного и конкретного в научно-теоретическом познании - [4]

Какими же методологическими требованиями надлежит руководствоваться при попытке выработать всеобщее определение предмета, всеобщее понятие, а не просто груду аналитически вычлененных абстракций?

Разумеется, что вопрос этот не может быть решен на почве чистой логики. Только в тесном союзе с активной практической деятельностью теоретическое мышление обретает ту точку зрения, с которой становятся различимыми объективно существенные черты исследуемой действительности. Но было бы неверно думать, что эта точка зрения может быть достигнута в форме сочетания требований старой, школьной логики с требованиями практики. Сама логика при этом неизбежно становится совсем иной и по существу совпадает с диалектикой и теорией познания. И задача логики состоит в том, чтобы выявить, как связь с общественно-исторической деятельностью человека преломляется в специфической природе логического процесса и к чему она обязывает мышление.

Противоположность диалектической логики и логики старой, базирующейся на локковских представлениях о природе понятия, прекрасно сформулирована Лениным: мышление, руководствующееся сознательной [46] диалектико-материалистической логикой, должно при выработке понятия отыскивать и отвлекать «не только абстрактно всеобщее, но всеобщее такое, которое воплощает в себе богатство особенного, индивидуального, отдельного (все богатство особого и отдельного!)»[1].

Что это значит? В чем реальный гносеологический, логический смысл этого требования и как его реализовать?

Ответить на этот вопрос — это значит охарактеризовать специфическую природу понятия в его отличии от отвлеченного общего представления, выражаемого в слове и термине. Это значит показать, что понятие — не любая абстракция, не просто отвлеченное общее, а конкретная абстракция, единство противоположностей абстрактного и конкретного.

С точки зрения чисто формального подхода к логике выражение «конкретная абстракция» неизбежно покажется парадоксом, чем-то вроде «круглого квадрата», а требование такого «всеобщего», которое содержало бы в себе все богатство особого и отдельного, попросту неисполнимым. И, тем не менее, в этом резюмируется вся суть диалектико-материалистического понимания проблемы понятия как высшей формы отражения предмета в сознании.

Чтобы это положение стало понятным, надо прежде всего оговорить, что «всеобщее» в системе диалектико-материалистической терминологии вовсе не тождественно «общему» как просто одинаковому для всех без изъятия предметов, к которым оно относится. «Всеобщность» есть логический коррелят внутренней необходимости, закономерности рассматриваемого предмета. «Форма всеобщности в природе — это закон», — подчеркивает Энгельс[2].

Возьмем пример из истории философии, на котором различие «абстрактно-общего» и «конкретно-всеобщего» выступает с особенной резкостью. Философы издавна пытались выработать «всеобщее понятие» сущности человека, родовое понятие о человеке, понятие о роде «человек».

В логическом плане этот вопрос оборачивался так: на каком пути можно выработать определения, выражающие специфическую сущность человека? Задачу долго пытались решить на пути отвлечения от тех различий, которые имеются между разными представителями человеческого рода, на пути «идеального уравнивания людей в роде», как выразился о попытке Фейербаха Маркс, то есть путем удерживания в понятии «человек вообще» лишь того общего, что свойственно каждому без исключения человеку, индивиду.

Маркс же впервые показал, что в решении этого вопроса нужно прежде всего отрешиться от представления, будто «сущность человека… есть абстракт, присущий каждому индивиду». И поскольку определение сущности человека все же можно дать, оно ближайшим образом выражается в понимании его как «существа, производящего орудия труда». Это и есть элементарнейший пример всеобщего в противоположность абстрактно-общему, формальному тождеству. В нем зафиксирована, отражена та реальная всеобщая основа, на которой разрастается все богатство человеческой природы, все богатство особенностей человека как социального существа. В нем выражено не абстрактное равенство всех индивидов друг другу, а опять-таки особенная сторона, форма их деятельности, которая именно поэтому и может быть проанализирована далее в ее особенных движущих противоречиях.

Более сложным и специальным примером подобного понимания всеобщего может послужить категория товара, как она развита в «Капитале» Маркса. Именно поэтому, что в этой категории выражена реальная «простейшая экономическая конкретность»[3], а не формальное тождество всех явлений капитализма друг другу, Маркс и вскрывает в ней «все противоречия (respective [47] зародыш всех противоречий) современного общества»[4]. Товар выступает в его анализе как абстрактная возможность и прибавочной стоимости, и кризисов, и всего остального «богатства» развитого капитализма и в этом смысле содержит в себе все это «богатство». Подобным же образом дело обстоит и с всеобщим определением человека.

Совершенно ясно, что на пути сравнивания всех индивидов между собою такое определение принципиально нельзя получить. Кроме того, оно, даже будучи выработанным, покажется, с точки зрения старой логики, отнюдь не всеобщим. Ведь под него не подведешь непосредственно, путем простой формальной абстракции, таких несомненных представителей человеческого рода, как Пушкин или Рафаэль, Моцарт или Аристотель. Точно так же и среднюю норму прибыли не подведешь непосредственно, через фигуру силлогизма, под всеобщий закон стоимости. Он ей прямо противоречит.