Старая логика отсылала теоретика в этом пункте либо к чувственной достоверности (эмпиризм, сенсуализм), либо к интуиции, то есть фактически капитулировала перед действительной проблемой логического осмысливания. Естественно, что диалектико-материалистическая логика не может отсылать ни к чувственной достоверности, ни тем более к интуиции. Она обязана решить этот вопрос в пределах логики, понимаемой как метод достижения истинных (а не только «правильных») результатов.
Подобным же образом дело обстоит и с проблемой отбора существенного, существенно-общего. Мышление должно отвлекать не всякое общее, не просто одинаковое. Оно должно сознательно выбирать такое общее, которое выражает собой специфическую, конкретную природу осмысливаемого в данном случае предмета, иными словами, лишь такое общее, которое является существенным для объективного определения специфики этого предмета.
При рассмотрении этого вопроса сразу на первый план выступает гносеологическая противоположность материализма и идеализма.
Материализм стоит на той точке зрения, что понятие должно фиксировать такое общее, которое существенно для самого предмета, для объективного определения предмета.
Идеализм (примером тому современные кантианцы, прагматисты, инструменталисты и т. п.) объявляет самую постановку вопроса о существенном для самого предмета вопросом «трансцендентным». С его точки зрения, можно говорить лишь о том общем, которое существенно для той или иной цели рассматривающего субъекта. Критерий различения существенного от несущественного целиком переносится таким образом в субъект, объявляется продуктом воли и сознания, целей и потребностей субъекта. Задача выявления такого общего, которое выражало бы объективное существо самого предмета, объявляется задачей неразрешимой.
Гегель решает трудность чисто идеалистически, в духе Платона, в том смысле, что первоначальное всеобщее, служащее критерием для отграничения того круга явлений, от которых затем отвлекается общая их форма, должно быть найдено в самом «чистом» мышлении, обосновано, исходя из природы «чистого» мышления. Этим последним основанием у него оказывается система категорий, выражающих ступени развития абсолютной идеи.
Но этим трудность, конечно, никак не разрешается. И сам Гегель, полагая, что он отправляется в исследовании, скажем, права или собственности от абсолютно рациональных оснований, не зависящих от субъекта, на деле черпает эти основания из ходячих буржуазных представлений своей эпохи.
Гегелевская логика поэтому со всей совокупностью ее требований по самой своей идеалистической природе оказывается совершенно неспособной ориентировать теоретика на отыскание объективного ответа на вопрос, что такое, например, собственность сама по себе в противоположность [45] тому, чем она представляется агенту буржуазного производства, субъекту.
Этот узел трудностей, с которыми сталкивается мышление, ставящее своей целью достижение объективной, не зависящей от субъекта, от человека и человечества истины, смогла разрубить только диалектика, базирующаяся на фундаменте сознательного материализма, диалектика Маркса.
Какими методологическими соображениями, какими логическими требованиями должно руководствоваться теоретическое мышление, когда оно ставит перед собой цель выработать обобщение, базирующееся на чисто объективном основании, обобщение, отражающее объективный, ни от человека, ни от человечества не зависящий закон предмета, внутреннюю необходимость, неразрывную с существованием предмета? Как различить существенно общее, то есть такое общее, которое непосредственно выражает собою внутреннюю природу рассматриваемого предмета, от того общего, которое отражает лишь случайное общее, не составляющее внутренний необходимости исследуемого предмета?
Старая логика посоветовала бы следующее: надо удержать в определении, в абстракции такое общее, которое, будучи общим для индивидов, составляющих в своей совокупности данный род, было бы одновременно общим только для них, составляло бы «дифференцию специфик» данного рода. Против такого метода отыскания определений «всеобщего понятия» давно было выдвинуто возражение — мягкая мочка уха является именно таким признаком, который одинаков для всех представителей человеческого рода, и притом только для них.
Да и кроме мягкой мочки уха, у людей имеется совершенно бесконечная масса таких свойств, признаков, которые общи всем людям, и только людям. Не говоря уже о биологических признаках вида «homo sapiens», каждый человеческий индивид обладает способностью говорить, мыслить, обладает целеустремленной волей, и т. д. и т. п. И если руководствоваться при выработке понятия «человек» теми рецептами, которые предлагает школьная логика, требованием отыскивать «специфически-общие» признаки, не заботясь ни о чем остальном, то мы окажемся на совершенно бесконечном пути, который ведет лишь к эклектическому нагромождению общих определений, но конкретного, научного понятия все же никогда не даст.
Весь вопрос, следовательно, заключается вовсе не в том, чтобы отвлекать общее и закреплять его в виде термина. Для этого не требуется ничего, кроме простой внимательности и умения говорить. Задача мышления состоит в другом. Деятельность мышления должна дать в качестве своего продукта такие абстракции, которые в их взаимосвязи составляют понимание внутренней сущности предмета.