О чём пела золотая кукушка - [31]

Остановили бег своих волн полноводные реки, брюхом прижался к зеленой траве вольный скиталец-ветер, распрямили скалистые хребты неприступные горы, белизной снежных шапок приветствуя славного богатыря.

— Я слышу тебя, друг Албанчи! — закричал Тюн-Хара.

— Я никогда не покину тебя, Албанчи! — откликнулся из своей юрты верный Алтын-Теек.

Внезапно мощный гул пронесся над затихшей землей. Покачнулись островерхие горы, изменили русла свои вечно бурлящие реки, тревожно зашелестела листва, и когтистый орел, взмывший к самому небу, пытался зорким оком заглянуть за горизонт, чтобы известить всю живность тайги о грядущей опасности.

И вот из далекой заоблачной дали раздался оглушительный голос, расколовший надвое дно небес и превративший в мелкие клочки нависшие над землей черные тучи.

— Эй ты, хвастливый болтун Албанчи! — неистово орал кто-то огромный со дна звездного неба, и слова его падали на землю, как огромные скалы, сметенные гигантской лавиной. — Твой язык, подобно хвосту годовалого жеребенка, болтается из стороны в сторону. Кто откликнется на твой жалобный вой? Кто придет тебе на помощь, когда ты, лишившись своего волшебного сокровища, стал подобен жалкой лягушке, одиноко квакающей в заброшенном болоте. Выходи, гнусный трус, я готов сразиться с тобой!..

Черные клочья туч поползли прочь, открывая багровый диск луны.

Албанчи еще крепче стиснул рукоять смертоносного меча.

На вершине крутой горы появился Хулатай верхом на могучем Хара-Хулате. Богатырский скакун нетерпеливо переступал с ноги на ногу, не понимая, что хочет от него лишившийся разума хозяин, в безумстве своем готовый поднять руку на собственное дитя.

А сам Хулатай озирался по сторонам, узнавая и не узнавая родные места, видя и не видя родного ему по крови юного алыпа, понимая и не понимая, что нарушил он закон предков, угрожая смертью своему сыну.

А рядом на боевом коне сидел сын ненавистной людям Чил-Хара — огромный великан Пилен-Тара.

Он был так высок, что по сравнению с ним и самая островерхая гора казалась крохотным холмиком; его голос был так оглушителен, что грохот горной лавины был еле слышен, когда он открывал свою глубиною с ущелье глотку. Своими ручищами Пилен-Тара мог достать до луны, а ногами — до самого дна морской пучины.

По левую сторону от кровавоглазого великана на трехногой пегой кобыле раскачивалась из стороны в сторону болотная нечисть страшнее ночного страха, преследующего в безлюдной степи одинокого путника. Один бок ее был белее белоснежной шапки островерхого тасхыла, другой бок был чернее непроглядной тьмы. На правой руке у нее были когти барса, на левой — желтые старушечьи ногти; один глаз видел все, что происходит спереди, другой — все, что творится сзади; справа на голове волосы были прямые, как конский хвост, слева — косы, извивающиеся словно ядовитые, готовые ужалить змеи.

Это была дочь болотной нечисти Юзут-Арыг — Очы-Сарыг.

Еще крепче стиснул рукоять смертоносного меча презирающий страх Албании. Он понял, что настал тот час, когда должна решиться его судьба.

«Килин-Арыг благословила бы тебя на правый бой, — подумал богатырь. — Ты одолел коварную рыбу Кир-Палых, ты сразил возгордившуюся Чил-Хара! Почему же ты медлишь теперь? Вперед, Албанчи! Правда будет идти рядом с тобой — она закалит твое сердце, прибавит мускулам силы и сделает зорче глаза!»

… Крута трона на вершину скалистой горы, но, не зная усталости, идет и идет Албанчи. А сзади, прикрывая его могучую спину, скачет на карем лихом коне бок о бок с храбрым Алтын-Тееком верный друг богатырь Тюн-Хара.

А с далекой макушки утеса, где с воем гуляет злой ветер, несется голос, заслышав который замертво падают крылатые птицы, разбегаются по норам четвероногие хищники.

— Слушай, трусливый пес Албанчи! Ты убил мою мать, щедрую сердцем Чил-Хара! Теперь я пришел за твоей сестрой, ненаглядной Хан-Чачах! Я возьму ее в жены, отдам все сокровища верхнего и нижнего мира, и тогда она полюбит меня! Или, может быть, ты не желаешь счастья младшей сестре? Тогда я убью тебя и уничтожу все твое племя!

— Зря бахвалишься, лишившийся разума Пилен-Тара, и угрожаешь человеческому роду! — гневно ответил ему Албанчи. — Наверно, смрад, что поднимается со дна Гнилого оврага, одурманил твою жалкую голову! Запомни, несчастный Пилен-Тара: запах собственной крови быстро отрезвит тебя, а своя рана будет страшнее чужой. Спрячь в ножны меч и забудь о Хан-Чачах! Скорее ты увидишь, как высохнет безбрежное море, чем люди с глазами, как звезды, признают твою силу и власть!

Но тут в богатырскую перепалку вмешался пискливый голос Очы-Сарыг:

— Ты не узнал меня, подлый обманщик Албанчи! Ведь в наших жилах течет одна кровь, я сестра твоя — Очы-Сарыг! Мой отец Хулатай и мать Юзут-Арыг не раз говорили мне о тебе! Вот мы и встретились, дорогой братец! А коль ты не согласишься признать меня, то прискачет сюда сама Юзут-Арыг и заставит тебя целовать мои. пятки!

— Ты не сестра моя, проклятая Очы-Сарыг! — негодуя, вскричал Албанчи. — Ты — дочь обмана и безрассудства! Я ненавижу тебя, исчадие смрадных болот, где все живое захлебывается в гнилой жиже, утрачивая разум и доброту. Ты — дочь подлой лжи, и ты превратишься в горстку пепла, когда я схвачу тебя за твою волосатую шею!