…Зимняя ночь. Тихо и темно вокруг. Только одно окно светится в улусе — хакасском селении. Береза во дворе боится веткой пошевелить, чтобы не вспугнуть песню. В доме на узорной белой кошме сидит хайджи — сказитель. Жилистой рукой он перебирает струны чатхана.
Вокруг сказителя сидят слушатели — мужчины и женщины, старики и дети. Закрыв глаза, они покачиваются в такт мелодии. Песня тянется, как волшебная нить, из сердца в сердце, связывая единым дыханием сказителя и слушателей. Рокочут струны, и звучит древняя богатырская песня.
Приговаривают старики: «И-и-и-к! Кто не поймет певца, пусть у того голова облысеет. Кто не скажет «и-и-и-к», пусть у того грудь окаменеет».
А голос певца сливается со звуками чатхана. И уже не слышишь, где говорят волшебные струны, а где грудной и мощный голос самого певца.
Вдруг струна оборвалась. Вскочил старый Соян, бросился к двери. А со двора неслось тревожное ржание его верного друга — иноходца. За певцом кинулись слушатели, и скоро они на руках внесли Саврасого в дом.
Оказывается, поскользнулся любимый иноходец хайджи, сломал ногу. Глядя в глаза иноходцу и положив один конец чатхана на шею Саврасого, запел гортанно Соян, и его голос, как горный родник, звонко зазвенел:
— Ах, Саврасый, старый друг мой, сколько мы с тобой вместе видели и плохого и хорошего! У тебя сломана нога, у чатхана оборвалась струна, а у меня трещина на сердце! Помнишь, друг, Уйбатскую степь? Потрескавшуюся, желтую землю, где даже ворон не каркает — такая она пустынная. Можно упасть, и земля не напоит тебя. Она сама задыхается без влаги. А туда, где есть вода и растет тучный хлеб, нас с тобою, друг, не пускают. Там бай. Такой толстый, что сам сапоги не может надеть. Я ему надеваю сапоги за черствый кусок хлеба. И если что не так, он бьет меня. Помнишь, друг, как мы с тобой спасали однажды белогрудую березку. Снял я с березки черную, как бай, жирную гусеницу, бросил оземь, и ты раздавил ее копытом. Пусть не точит березку белую! Пусть потрескавшуюся, унылую степь досуха, но облизывает суховей! Ах, Саврасый, мечтали мы с тобой всю степь живой водой напоить — сами воды не видели… Прощай, друг!
Так пел Соян когда-то.
Я вспоминаю свое далекое детство и своего дядю — Сояна Боргоякова, прославленного певца и сказителя. Как он рассказывал об отважных алыпах — героях Албании и Хыр-Хулуне. Все, кто слушал его, не могли от волнения сдержать слез. И я тоже плакал, прижимаясь лицом к жестким рукам дяди Сояна. С тех далеких-далеких лет и живет во мне память о нем и образы тех сказаний, которые он пел. И теперь, когда слушаю или читаю родной эпос, слышу, как внезапно, предвестьем беды, резко обрывается струна чатхана и раздается то жалобное, то тревожное ржание коня.
Хакас без коня не представляет себе жизни. Гривастый скакун — верный друг богатыря-алыпа в наших героических сказаниях.
Лучшие черты народа, его мечту о прекрасной жизни воплощают в себе герои богатырских сказаний. Народ мечтал о совершенном человеке, человеке — борце за счастье людей на земле, и создавал в своих сказаниях таких героев, как Албанчи и его сподвижники.
Хакасы — немногочисленный древний тюркоязычный народ. Основное ядро его сложилось более тысячи лет тому назад в бассейне среднего течения Енисея и его притока реки Абакан в Южной Сибири. В это время развитие местных племен привело к образованию раннехакасского государства, имевшего достаточно мощную по тем временам экономику и культуру. Однако в начале XIII века государство древних хакасов было уничтожено полчищами Чингисхана. В этом отношении судьба наших предков была похожа на судьбы многих древних народов нашей страны, в частности алтайцев и тувинцев.
К началу XIII века хакасские племена уже имели богатый героический эпос, с устоявшимися идейно-художественными традициями. Средневековый хакасский эпос складывался не в отрыве, а на основе сложившейся ранее традиции: между сказаниями, отражающими эпоху первобытнообщинного строя и период его разложения, и между эпосом древнехакасского цикла существует прямая преемственность, генетическая связь.
Погибла самобытная культура, экономика и письменность. Но памятники устного творчества народа — сказания и песни — остались, передавались из поколения в поколение и дошли до наших дней.
«Интерес русских и иностранных ученых к истории, этнографии и устному народному творчеству хакасов проявлялся начиная с первой четверти XVIII века и связан был с экспедициями, которые направлялись в Сибирь, первоначально по инициативе Российской Академии наук при Петре I.
Первая попытка записи хакасского фольклора принадлежит шведу Ф. И. Страленбергу, путешествовавшему по Сибири и побывавшему на Енисее, в районе г. Красноярска…
Сведения о фольклоре хакасов сообщают участники второй Камчатской экспедиции, длившейся с 1733 по 1743 год. В ней принимали участие члены Российской Академии наук И. Гмелин, Г. Ф. Миллер и другие».
В разные годы хакасским фольклором, в частности героическими сказаниями, занимались видные ученые. По мнению известного ученого В. В. Радлова, хакасский «эпос является самим народным сознанием, живущим в народе и меняющимся с ним».