Новый мир, 2006 № 12 - [4]

Из клуба вышел какой-то парень, по виду из Питера, с рыже-красными вихрами, всклокоченными на манер мокрых, с ниткой мелких деревянных бус на шее. Закурил рядом. Последнюю фразу Катя произнесла уже при нем, он внимательно слушал, даже голову повернул.

— Москвичи все такие, — пробормотал он, отворачиваясь, — тупорылые снобы.

Хохломская как ни в чем не бывало затянулась.

— Ладно, — проговорила она и выдохнула, как бы растворяя в сигаретном дыму реплику. — У меня, например, брат скинхед. Я не говорю, что я его поддерживаю. У меня свои взгляды. Да и музыка их довольно-таки бессмысленная. Но в принципе я его понимаю. Может быть, если бы я была парнем, я бы именно так себя и вела.

Рамзан наклонился к ней:

— Никогда так не говори.

— Почему?

— Никогда. Поняла?

Она передернула тонкими плечами. Крепко склеила губы и посмотрела в тоннель улицы, туда, где зоопарк. Голубые глаза, словно схваченные ледком, блеснули неоновым отсветом.

КОРИЧНЕВО-ЗЕЛЕНЫЙ, пролетев несколько метров, упал на ветку карагода. Упал неуклюже, но точно туда, куда и хотел. Богомолы могут, но не любят летать. У них сильные и большие крылья, но они не для полета. Они не любят перебираться с ветки на ветку, хотя у них мускулистые, в крепких узлах сочленений ноги. Они предпочитают замереть, — час за часом стоять в полной недвижности, которая не имеет ничего общего с расслабленностью или покоем.

Так они способны пребывать вечность.

За эту вечность они врастают в новый, далеко не только для них существующий мир. Становятся частью его пейзажа, цветком, кустарником, лишайником. Тогда ты теряешься, не привлекаешь к себе внимание, тебе даруется невидимость. И тот факт, что ты все-таки существуешь, делает тебя призраком.

Когда в нужный момент ты возникаешь из ничего, никто не успевает осознать происходящее…

Анна следила за жестами Павла. Другого она, наверное, не знала, кто так жестикулирует. Похоже, что он одновременно играет на сложном невидимом инструменте или — дирижирует незримым оркестром. Смысл его слов как-то терялся.

— Посещений — две тысячи человек в день. Уникальных пользователей. Просто не все, к сожалению, просчитывается. А так — да, где-то в таком районе. И в своем разделе мы первые, но и если считать по пиару — а там гораздо более раскрученные есть проекты, — то все равно в первую десятку входим. Сила. И об этом все, в принципе, знают. Огромная сила единения, осмысления, крепости, да чего угодно. Пришла пора заявить смелее, расширить сознание… Надо только продумать долгосрочную стратегию.

Веников угукал, как филин. Соглашался.

Когда дискотечное месилово закончилось и розовый туман рассвета пополз по столичным улицам, утомленные, с мозгами, полными дыма, качающиеся от ветра посетители клуба стали расползаться по домам. Метро еще не открылось, и обреченные, прогулявшие последний стольник здесь же, вынуждены были остаться, подпортить головокружительный драйв неизбежной горечью, которая, говорят, таится всегда на дне стакана.

Народ пообеспеченнее разлетелся кто куда, вскакивая в мимо плывущие такси. Рамзан, к утру трезвый и злой, с больной головой, уехал на собственной машине, а Сергей, счастливый и утомленный, свободный от всего на свете, решил прогуляться. Он шел, загребая комки снега, и ему нравилось смотреть на свои модные ботинки с блестящими носами, он сковыривал коросту льда с края тротуара.

Он вдыхал сигаретный дым, смиксованный с сырым воздухом, и, ему самому казалось, улетал в набухшие с утра небеса, идя по кольцу к Новому Арбату. Любил этот район. Истомленное, словно избитое ночными танцами тело молило об отдыхе, и ему особенно нравилось еще немного оттянуть блаженство. Однако через пятнадцать минут он уже принял решение ехать домой и, прибавив шагу, пошел к Смоленской.

У тяжелой дубовой двери метро на холодном крупнозернистом камне подмостка лежала враскидку полуголая женщина. Будь она бомжихой, прошел бы мимо, но, хоть правое, на котором лежала, плечо да и бок были изгвазданы в жидкой и холодной грязи, она была, видно, какая-то более успешная неудачница. Сергей оглянулся в поиске сердобольной бабульки, мучимой бессонницей, или стража правопорядка.

Никого. Он вошел в метро и направился к будке, где клевала носом утренняя дежурная.

— Слушайте, там у вас женщина валяется.

— Да видела я ее. Пьяная лежит. В шубе.

— Нет, она совсем голая. Прямо в грязи.

— Значит, сняли шубу.

— Хоть милицию надо вызвать.

— Ты ее знаешь, что ль? — проворчала дежурная и с неохотой стала вертеть ручку старого аппарата с красным дулом-рожком.

Сергей думал, он тут для общего антуража висит, а оказывается, работает.

Женщина лежала совершенно без движения и даже, кажется, не дышала. Сергей попробовал ее поднять, но она была такая тяжелая, что он удивился: на вид должна быть в два раза легче. Поискал взглядом, кто мог бы ему помочь.

Увидел дворничих. Замешкался, не знал, как обратиться. “Тетки” — обидятся, “госпожи” — смешно, “гражданки” — странно.

— Вот, поглядите!

— Да, безобразие, — сказала одна, почмокав губами, над которыми виднелись темные усики. — Сорок минут уже валяется, и хоть бы что.

— Упилась вусмерть. Надо же так наклюкаться-то!