Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Санкт-Петербурге.
Александр Кушнер
*
ОБЛАКА В ПОЛЕТЕ
* *
*
Хорошо, что ни яхты у нас, ни виллы.
Хорошо, что ни Фалька, ни Ренуара.
Хорошо, что не мраморные перила.
Ни шофера, ни горничной, ни швейцара.
Даже автомобиля, спасибо, нету,
Цветника под окном, подъездной аллеи.
Каково бы нам было оставить эту
Жизнь, блаженные прихоти и затеи!
Бубенцами мы на колпаке Фортуны
Не гремели, как сказано у Шекспира,
Но бывали мы на море ночью лунной
И была в Петербурге у нас квартира,
То есть располагались посередине
Ее милостей, а не у пыльных пяток.
Гамлет прав: ни ущербности, ни гордыни —
Наш удел не из лучших — и все же сладок.
Я стою, опираясь на спинку стула,
Жаль мне комнаты, кресла и этой желтой
Пепельницы, что вдруг под лучом сверкнула,
Даже двери входной и на ней щеколды,
А про небо в окне, облака в полете
Уж и не говорю, — улететь бы с ними,
Растворившись в вечерней их позолоте,
Все отдав, даже комнату, даже имя.
* *
*
Ты входишь в комнату, но я тебя не слышу.
Со слухом плохо у меня.
Но отражение твое в окне я вижу
На фоне тополя и солнечного дня.
Ты что-то желтое из шкафчика достала
И так же тихо вышла в дверь.
Я за столом сидел. Мне как-то страшно стало.
Не веришь в призраков — и правильно: не верь.
Не слуха жалко мне, что шорохи и звуки?
Скорее призрак я, чем ты.
Не это мучает, а я боюсь разлуки.
Мне с ней не справиться. И справишься ли ты?
* *
*
Англии жаль! Половина ее населенья
Истреблена в детективах. Приятное чтенье!
Что ни роман, то убийство — одно ли, два.
В Лондоне страшно. В провинции тоже спасенья
Нет: перепачканы кровью цветы и трава.
Кофе не пейте: в нем ложечкой яд размешали.
Чай? Откажитесь от чая или за окно
Выплесните, только так, чтобы не увидали.
И, разумеется, очень опасно вино.
Лучше всего поменять незаметно бокалы,
Пить из чужого, подсунув хозяину свой.
Очень опасны прогулки вдоль берега, скалы;
Лестницы бойтесь, стоящей в саду, приставной.
Благотворительных ярмарок с пони и тиром,
Старого парка в его заповедной красе.
Может быть, все это связано как-то с Шекспиром?
В “Гамлете” все перебиты, отравлены все.
* *
*
Корсика, Эльба и остров Святой Елены,
Как они украшают Наполеона!
Больше, чем взятые им крепостные стены,
Жарче Египта и ярче любого трона.
Он и похож был на остров, покатоплечий,
Маршалов словно волною к нему прибило.
Ядрам не кланяясь и не страшась картечи.
А треуголка на Корсику походила.
И не дворцы, не кремли за его плечами
Видятся мне, а морские крутые скалы.
Бухтами он обведен, словно обручами,
Горными тропами: камни, кусты, провалы.
Что ж, помогай, одиночество островное,
И через двести лет, что бы ни говорили,
Первого нам романтического героя
В нем разглядеть, чтобы мы его не забыли.
Подарки
Носки, носовые платки, зажигалку,
Ну, майку, ну, зонт или банный халат
(Халат — это дорого), если рыбалку
Он любит, то удочку, крымский мускат,
Короче, простые и нужные вещи
Из тех, что всегда пригодятся, портфель —
Их дождь одобряет, им клен рукоплещет,
Что видит сквозь шторы нас в узкую щель.
Вот так Ахмадулина мне с Мессерером
Однажды бокалов набор поднесли —
И это небесным понравилось сферам,
Мне — тоже, а зайчики или шмели
Хрустальные, лодочки и погремушки,
Лишенные смысла, лишь душат, теснят.
И даже богам ни к чему безделушки,
Им жертвенный нужен был дым, аромат.
* *
*
Мы в постели лежим, а в Чегеме шумит водопад.
Мы на кухне сидим, а в Чегеме шумит водопад,
Мы на службу идем, а в Чегеме шумит водопад,
Мы гуляем вдвоем, а в Чегеме шумит водопад.
Распиваем вино, а в Чегеме шумит водопад.
Открываем окно, а в Чегеме шумит водопад.
Мы читаем стихи, а в Чегеме шумит водопад.
Мы заходим в архив, а в Чегеме шумит водопад.
Нас, понурых, с колен, а в Чегеме шумит водопад,
Поднимает Шопен, а в Чегеме шумит водопад.
Жизнь с собой не забрать, и чему я особенно рад, —
Буду я умирать, а в Чегеме шумит водопад!
* *
*
Пароход назывался “Нептун”,
И бог моря был этим доволен.
Разумеется, старый ворчун
Позабыт и от службы уволен,
Но, кто знает, быть может, как раз
Здесь, в Ионии бывшей, он значит
Кое-что до сих пор — и сейчас
Вслед кораблику смотрит и плачет.
Я люблю их, Афин, Афродит,
Артемид, Аполлонов, Гермесов.
Мне забыть их Гомер не велит,
Не смущен ни тщетой, ни прогрессом.
Не заметить их игр и затей,
Их обидчивость, гнев и кокетство —
Все равно, что оставить детей,
Все равно, что забыть свое детство.
* *
*
Ночь в деревне завидует ночи в городе,
Говорит: — Ну какая ж ты ночь? Ты свет,
Ты в витринном, фонарном, трамвайном золоте
И полночи не спишь, и отбоя нет
В заведеньях ночных от веселой публики,
И расходятся за полночь из гостей
Музыканты, актеры, девицы, жулики,
Развлекая тебя, ты полна страстей.
Городская мрачнеет, не соглашается,
Говорит деревенской: — Ты так тиха,
Только ветер вздохнет, только пес разлается,
Птица вскрикнет, зарывшись в твои меха
И шелка, да машина подкрасит фарами
На дорогу с реки набежавший пар,
Только кто-то к окну подойдет, кошмарами
Сна напуган — и звезды стряхнут кошмар.
