Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - [217]

Вероятнее всего, Балкашин принадлежал к уже упомянутой довольно многочисленной группе офицеров, которые последовали на Сенатскую площадь, но, по имеющимся сведениям, не были непосредственно связаны с заговором. Спустя некоторое время многие из них покинули ряды восставших моряков и вернулись в казармы. Офицеры этой группы или вовсе не арестовывались и не привлекались к следствию, или подверглись кратковременному аресту. Что же касается того обстоятельства, что Каратыгин видел Балкашина во главе экипажа, что он «предводительствовал» батальоном, – иначе говоря в роли активного участника мятежа, – то увлеченность защитой прав великого князя Константина Павловича могла быстро сойти на нет и в ходе дальнейших событий уже не проявиться.

Группа возможных участников военных выступлений декабристов невелика, что вполне объясняется особым вниманием власти к участникам мятежей. Тем не менее, источники, в основном мемуарные, сообщают некоторые имена, оставшиеся неизвестными следственным комиссиям.

Речь идет, в частности, о тех лицах, которые, не принадлежа к моменту выступлений к тайному обществу, узнали о существовании и намерениях заговорщиков и были готовы принять участие в выступлении. Так, основываясь на записках И. И. Горбачевского, к числу такого рода фактических участников декабристского заговора нужно отнести капитана Саратовского пехотного полка Ефимова. Согласно мемуаристу, 3 или 4 января 1826 г. ротный командир Ефимов прислал М. М. Спиридову, вместе с запиской от И. Ф. Шимкова, свою записку, в которой писал: «К сожалению моему… я был несчастлив, что не заслужил вашей доверенности и не был членом Общества: это моя вина. Но теперь будьте уверены и знайте, что при первом известии начинать я поведу свою роту, на которую полагаюсь совершенно, и надеясь на помощь своих товарищей, осмеливаюсь ручаться не только за несколько рот, но и за весь полк»[1214].

Эта записка являлась ответом на записку М. М. Спиридова, адресованную офицеру Саратовского полка И. Ф. Шимкову, в которой Спиридов просил уведомить членов тайного общества, служивших в этом полку, что восстание начинается, и призывал подготовить к нему солдат. Записка Ефимова в передаче Горбачевского свидетельствует о том, что этот офицер, не будучи членом тайного общества, узнал о существовании заговора и его цели, выразив свое полное согласие с ней. Он был согласен принять участие в задуманном выступлении, рассчитывая на содействие других офицеров. Указание мемуариста, опиравшегося, вероятнее всего, на сведения Спиридова и Шимкова, заслуживает внимания. Но особенности рассматриваемого мемуарного источника, присутствие в нем неточных и не подтверждающихся другими данными сведений не позволяют считать данное свидетельство полностью достоверным и отнести упомянутого офицера к числу «несомненных» участников заговора декабристов.

Остается затронуть вопрос о последствиях обнаружения причастности к декабристам в дальнейшей судьбе представителей рассматриваемой группы. Нетрудно заметить, что ставший известным, в том числе из конкретных показаний на следствии, факт предполагаемого участия в тайном обществе, заговоре или выступлении декабристов не имел отрицательного влияния на дальнейшую службу лиц из категории возможных декабристов. Исключение представляют И. С. Бабаев, о котором, в связи с признанием сделанного ему предложения о вступлении в Союз благоденствия, собирало сведения III Отделение, и Н. С. Таушев, проходивший по «делу» В. Ф. Раевского в качестве обвиняемого («прикосновенного»). Как уже отмечалось, в 1826 г. он вынужден был покинуть службу, а затем над ним был учрежден полицейский надзор, что соответствовало уровню административного наказания.

А. Н. Крупеников, хотя и был, скорее всего, арестован и привлечен к допросам при штабе 1-й армии, однако затем избавлен от преследования и, очевидно, беспрепятственно продолжил свою службу.

В отношении других «предполагаемых» декабристов, имена которых прозвучали на следствии, какие-либо явные последствия этого обстоятельства не отмечаются. Согласно воспоминаниям М. М. Муромцева, хотя правительство было осведомлено о его принадлежности к ближайшему окружению М. А. Фонвизина и включенности к круг «вольнодумцев», это не имело серьезных последствий; уже в 1829 г. он назначается саратовским вице-губернатором[1215]. Не ощущаются негативные последствия обнаруженной причастности к тайному обществу и в случае Ф. Ф. Матюшкина. Несмотря на то что его имя упоминалось в следственных показаниях, а непосредственное военное начальство располагало вполне определенными сведениями о выраженном им сочувствии заговорщикам, Матюшкин продолжил свою карьеру без каких-либо осложнений. Этот же вывод можно вполне распространить и на предполагаемых участников выступления 14 декабря 1825 г. И. П. Киселева и П. Д. Балкашина, на осведомленного о декабристском заговоре А. П. Сапожникова, связанного с Я. И. Ростовцевым. Увольнение от службы в 1826 г. А. А. Шаховского было обусловлено не тем, что его фамилия прозвучала в показаниях А. Ф… Бригена, а, вероятнее всего, смертью его влиятельного заступника М. А. Милорадовича и интригами в руководстве Театральной дирекции – месте службы Шаховского. Не испытал никаких затруднений в дальнейшей карьере и А. А. Катенин, о причастности которого к декабристскому тайному обществу стало известно из записки эмигранта Я. Н. Толстого на имя императора. Наоборот, Катенин пользовался симпатией и поддержкой Николая I.