Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

Иллюстрация на обложке INTERFOTO / Alamy Stock Photo

© Mark Forsyth, 2017

Впервые опубликовано в Великобритании на английском языке PENGUIN BOOKS LTD

Боюсь, я не знаю, что такое опьянение на самом деле. Странновато слышать подобное от человека, который взялся писать историю употребления спиртного, но, положа рука на сердце, если бы писателей останавливала такая мелочь, как незнание, книжные магазины давно бы опустели. Нет, какое-то представление о предмете у меня есть. Обширные эмпирические исследования в этой области я веду с нежных четырнадцати лет. Во многом я напоминаю себе святого Августина с рассуждениями в духе: «Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю»[1]. Вот так же и у меня — только слово «время» нужно заменить на «опьянение».

Да, мне известны кое-какие базовые медицинские факты. После пары джин-тоников у нас слегка плывут рефлексы, после дюжины съеденное за обедом просится наружу, а ноги перестают слушаться, ну и после какого-то числа, которое я на практике уточнять не хочу, можно попрощаться с жизнью. Но ведь мы знаем (в Августиновом смысле) опьянение с какой-то другой стороны. Если у меня на пороге вдруг возникнет озадаченный марсианин с вопросом, почему население всей этой загадочной планеты постоянно употребляет алкоголь, что я ему отвечу? «Ну, чтобы замедлить реакцию. Иначе не получится проигрывать в настольный теннис».

В этот момент обычно кто-нибудь вытаскивает из рукава фальшивый козырь: мол, алкоголь раскрепощает, избавляет от комплексов. Нет ничего более далекого от истины. То, что я творю под мухой, в здравом уме у меня просто желания не возникнет делать. Скажем, вести многочасовые беседы с людьми, которых в трезвом состоянии я записываю в зануды. Помню, как однажды я размахивал крестом, высунувшись из окна квартиры в Камден-Тауне, и призывал прохожих покаяться. Не сказать чтобы я «очень хотел, но просто стеснялся» проделать подобное в трезвой ипостаси.

Вообще-то «состояние опьянения» можно вызвать и без алкоголя. Пара пустяков: раздать народу безалкогольное пиво, умолчав, что оно без градуса, а потом знай себе наблюдай и записывай. Социологи проворачивали такой фокус неоднократно, выводы из их экспериментов следуют вполне однозначные и исчерпывающие. Вывод номер один: за социологом в баре нужен глаз да глаз, мало ли какие козни у него на уме. Вывод номер два: если вы принадлежите к культуре, в которой считается, что алкоголь провоцирует агрессию, вы начнете буянить. Если в вашей культуре алкоголь — это часть религиозного обряда, вы проникнетесь религиозными чувствами. Причем от раза к разу поведение может меняться. Если коварный социолог сообщит, что изучает воздействие спиртного на либидо, все впадут в игривое настроение, а если объявит предметом исследования пение, всем резко захочется петь.

Поведение может зависеть даже от характера якобы употребляемого напитка. Хотя активная составляющая — этанол — в любом спиртном одна и та же, поведение выпившего будет меняться в зависимости от происхождения напитка и ассоциаций, которыми он оброс в культуре. Приняв пару пинт лагера, англичанин начнет задираться, тогда как под воздействием вина, которое связано в его сознании с роскошью, изысками, с Францией, будет демонстрировать светский лоск и утонченность (в самом тяжелом случае отрастит на макушке берет). Не случайно у нас есть пивные дебоширы, но нет вермутных вандалов и кампари-мятежников.

Некоторых такой подход очень злит. Они настаивают, что все зло, например насилие, именно от алкоголя. Если возразить, что насилие и агрессия свойственны даже тем культурам, где спиртное под запретом, в ответ услышишь только хмыканье. Если заявить (а я могу!), что пью поболее многих, однако пальцем никого не тронул где-то с восьмилетнего возраста (а зловредные напитки я впервые пригубил куда позже), такие люди скажут: «Ну, вы не трогаете, а другие?» Вечно эти «другие», все-то они портят. Тем не менее большинству людей вполне по силам пить весь вечер на приличном званом ужине и ни разу не замахнуться на соседа.

Однако если вам — маловероятно, но вдруг — доведется перенестись во времени и пространстве, какой-нибудь древний египтянин очень удивится вашему нежеланию пить в ожидании львиноголовой богини Хатхор: как же так, ведь все пьют. И шаман эпохи неолита будет недоумевать, почему вы не общаетесь с духами предков. А представитель эфиопского народа сури может поинтересоваться, с какой стати вы отлыниваете от работы. Потому что именно к работе сури приступают после возлияния, даже поговорка такая есть: «Где нет пива, нет работы». Замечу в скобках, это называется «переходное возлияние» — знаменующее переход от одного этапа к другому. Мы в Англии пьем по окончании рабочего дня, а сури отмечают выпивкой его начало.

Посмотрим с другой стороны. На похоронах, допустим, Маргарет Тэтчер в могилу усопшей не клали бокалы для вина и ассортимент ближайшей винной лавки. У нас такое не принято и показалось бы странным. Хотя в действительности странно — нетипично, не как все — поступаем именно мы. На протяжении почти всей обозримой истории человечества глав государств и вождей погребали со всем необходимым для знатной попойки на том свете. Это относится и к царю Мидасу, и к правителям додинастического Египта, и к древнекитайским шаманам, и, само собой разумеется, к викингам. Даже те, кто испустил последний вздох давным-давно, не прочь время от времени угоститься — спросите кенийское племя тирики, которое на всякий случай периодически льет пиво на могилы предков.