Новая российская дипломатия. Десять лет внешней политики страны - [5]

определенной идеологической ориентации, символом либо воинствующего неприятия

западной цивилизации, либо столь же страстного желания как можно скорее влиться в

нее, нередко в ущерб реальным интересам страны.

Показательным в этом отношении является ставка, сделанная в начале 90-х

годов, на ускоренную интеграцию России в евроатлантические структуры.

Выдвигались нереалистические задачи – такие, как установление «союзнических»

отношений с Западом, к которым ни наша страна, ни сами западные государства готовы

не были, поскольку по-разному понимали их смысл. Многие в США, да и в некоторых

странах Западной Европы, попав под влияние синдрома «победителя в «холодной

войне»», не видели демократическую Россию в качестве равноправного союзника. Ей в

лучшем случае отводилась роль младшего партнера. Любое же проявление

6 «Дипломатический вестник». Специальный выпуск, январь 1993.

самостоятельности и стремления отстоять свои позиции воспринималось как рецидив

советской «имперской» политики. Взятый США и НАТО курс на продвижение альянса

к границам России, столь явно игнорировавший российские национальные интересы, был в этом отношении наиболее отрезвляющим сигналом.

Период достаточно явного «прозападного крена» во внешней политике России

носил, однако, непродолжительный и поверхностный характер, и российская

дипломатия довольно быстро извлекла из него надлежащие уроки. К этому ее

подталкивала сама жизнь, так как реальное становление внешней политики

происходило не в теоретических дебатах, а в процессе поисков решения конкретных и

весьма сложных международных проблем, прямо затрагивающих национальные

интересы России. После распада СССР предстояло заново «организовать» оставшееся

после него геополитическое пространство, создать механизмы политического

урегулирования конфликтов, возникших на внешних границах Содружества

Независимых Государств, защищать права соотечественников, оказавшихся за

пределами России, заложить новый политический фундамент отношений со странами

Центральной и Восточной Европы и в целом переналадить механизмы взаимодействия

с внешним миром. Именно эта кропотливая работа, не всегда заметная для широкого

общественного мнения, диктовала логику формирования внешнеполитического курса.

Она-то и была основным источником концептуальных наработок, которые затем

постепенно кристаллизовались в устойчивые принципы и стиль международной

деятельности Российского государства.

Одним из главных итогов этой работы стал тот несомненный факт, что Россия

приступила к осуществлению невиданно сложных и болезненных внутренних

преобразований в условиях благоприятного, в целом, международного окружения.

Российскому государству удалось не допустить хаоса на границах с новыми соседями, обеспечить безопасность страны на уровне, позволившем ей резко сократить бремя

военных расходов, мобилизовать широкую международную поддержку российских

реформ, во многих случаях носившую не декларативный, а вполне действенный

характер.

Само существо проблем, с которыми столкнулась Россия в области внешней

политики, настраивало на реалистическую оценку международной обстановки и

прагматический подход к собственным целям и задачам. В условиях крайне

противоречивой международной ситуации крепло убеждение в том, что единственно

надежным ориентиром внешней политики является последовательная защита

национальных интересов. Только на такой основе можно было адекватно реагировать

на современные угрозы и вызовы, осознанно формулировать позиции по

международным проблемам, целенаправленно выстраивать отношения с другими

государствами.

Во внешнеполитических дебатах 90-х гг. не раз – и вполне обоснованно –

поднимался вопрос: в чем именно состоят национальные интересы России? Ведь от

ответа на него напрямую зависел конкретный образ действий страны на

международной арене.

Наследием советской внешней политики была психология «сверхдержавы», стремление участвовать во всех сколько-нибудь значимых международных процессах, зачастую ценой непосильного для страны перенапряжения внутренних ресурсов. Такой

подход не мог быть приемлемым для России с ее огромным бременем нерешенных

внутренних проблем. Здравый смысл подсказывал, что на нынешнем историческом

отрезке внешняя политика призвана в первую очередь «обслуживать» жизненные

интересы внутреннего развития. Это – обеспечение надежной безопасности, создание

максимально благоприятных условий для устойчивого экономического роста, повышения жизненного уровня населения, укрепления единства и целостности страны, основ ее конституционного порядка, консолидации гражданского общества, защиты

прав граждан и соотечественников за рубежом.

Из всего этого вытекал и другой вывод принципиального значения: «экономия»

внешнеполитических ресурсов, отказ от дипломатического присутствия ради самого

присутствия должны сочетаться с активной, многовекторной внешней политикой, нацеленной на использование всех возможностей, где это может принести реальную

отдачу для внутреннего развития страны. Как отмечал Е.М.Примаков, министр

иностранных дел России в 1996-98 гг., «...без активной внешней политики России

трудно, если вообще возможно, осуществлять кардинальные внутренние