Новая квартира - [18]

Но вдруг она ещё не проснулась. Не хотелось бы её будить. Сама-то я вот только встала. А!.. Она ведь могла зайти, пока я спала. Конечно, она не достучалась и решила, что я забыла о договорённости и тоже куда-нибудь умотала. К Лидушке, например. Или к Серёжке. Всё, скорее к ней! Эх ты, соня-засоня!»

Таким образом, всё обдумав и взвесив, Маруся решила сходить за Лизой. Но её планам не суждено было осуществиться, потому что только она вскочила с кровати и схватила связку ключей, лежавшую на полочке книжного шкафа, как сама услышала стук в дверь.

На несколько секунд Маруся застыла, как изваяние, не заметив, что от неожиданности выронила ключи. У неё потемнело в глазах и зазвенело в ушах, горло стеснило так, что трудно было дышать, а по всему телу набатом разносились гулкие удары сердца. На мгновение её посетила мысль, уж не послышалось ли ей. Но Маруся не стала искушать судьбу, ожидая повторного стука, и, усилием воли сделав резкий вдох, ринулась открывать.

Есть люди, которые всегда приходят не вовремя. (Точно так же, как есть люди, приходящие всегда вовремя.) Они в этом не виноваты, но и мистики тут никакой нет. Просто по семейным или каким-либо другим причинам мы должны хорошо относиться к этим людям, а вместе с тем их приход сопряжён с различного рода неудовольствиями, которым мы не рады никогда, и при этом не несёт нам никакой пользы. Если мы лежим на диване, задрав ноги и глядя в потолок, и к нам приходит такой человек, то он приходит не вовремя, потому что нам гораздо приятнее продолжать своё занятие, нежели с ним общаться. Но мы редко задумываемся о природе вещей, предпочитая обманывать себя, и потому каждый раз удивляемся: «И чего это он опять не вовремя?»

«Вот вечно ты не вовремя!» — подумала Маруся, увидев на пороге Славика.

— У тебя что, сегодня увольнение? — спросила она, прямо скажем, не очень приветливо.

— Да, — ответил он, проходя.

Вот он Славик. Тощий, непонятно, на чём штаны держатся. Его лицо, какое-то помятое и непривлекательное, за год службы в армии привыкшее ничего не выражать. Голос тихий, высокий и скрипучий — неприятного тембра, робкий, застенчивый и при этом до невозможности наглый. Вероятно, впрочем, что наглый он от безысходности, оттого, что в Москве, кроме Маруси, некому Славика приветить, а значит, он должен получить от неё причитающуюся долю родственных чувств во что бы то ни стало. Говорит он быстро, невнятно; быстро, чтобы успеть сказать как можно больше, пока не перебили, а невнятно, чтобы в случае чего легче было от своих слов отпереться. Маруся уже научилась угадывать, что говорит её двоюродный брат, а поначалу вообще ничего не понимала. На нём всё тот же зеленовато-серый свитер и потёртые джинсы — похоже, единственная привезённая им из дома одежда.

— А где твоя соседка? — спросил он, садясь на марусину кровать.

Маруся давно подозревала, что Славику нравится Анжела, и, чтобы проверить это предположение, она ответила:

— К родственникам уехала. У неё там молодой человек.

— А, — безразлично протянул Славик, — его тусклый взгляд ничего не выразил.

— Хочешь чаю? — спросила Маруся, чтобы смягчить неловкость и угловатость ситуации. И, не дожидаясь ответа, включила конфорку под чайником, который уже успел остыть.

— А пожрать есть?

— Ой, да ты знаешь, в общем-то не особенно. Хлеб с вареньем разве только к чаю. А так ничего и нету.

Славик встал, открыл дверцы кухонного стола и внимательно изучил содержимое.

— Давай картошку пожрём.

— Да ну! Её чистить надо.

— Давай я почищу, а ты пожаришь, — у Славика даже появился блеск в глазах.

— Ну чёрт с тобой, давай.

Пока Славик чистил картошку, Маруся (это стало уже традицией) латала его форму, обветшавшую за год службы, и с удовольствием наблюдала за двоюродным братом. Это отвлекало её от мыслей о Лизе. Он чистил картошку, не делая ни одного лишнего движения, ладно, с любовью, но в то же время не торопясь — чтобы Маруся успела дочинить форму.

Потом Маруся резала и жарила картошку, а Славик слонялся по комнате, разглядывая корешки учебников и задавая идиотские вопросы. Но это ему быстро надоело и остаток времени до еды он провёл за изучением и нюханьем Анжелиной косметики.

Ел Славик жадно и самозабвенно. После картошки почти залпом выпил раскалённый чай, умудрившись при этом слопать с чаем четыре ломтя хлеба с вареньем.

— Хорошо! — сказал он в итоге. — А то у нас уже целую неделю гороховый суп и гороховая каша. Если пожиже — суп, а погуще — каша. Да и то — на воде, без мяса.

— Ничего себе! — воскликнула Маруся. — Как же так можно!

Славик не ответил. Его лицо ничего не выражало, кроме послеобеденного благодушия.

— Марусь, — сказал он вдруг, — а Марусь.

— Я за неё.

— Ты домой скоро едешь?

— В конце января.

— А, — бесстрастно протянул Славик.

— А что? — спросила Маруся.

— Да не, ничего.

«Бедняга! — подумала Маруся. — Хочет, наверно, о чём-то родителей попросить и боится».

— Может, надо передать чего дяде Боре и тёте Дуне?

— Да не, не надо. Привет передавай.

«Ну подождите у меня, — сказала про себя Маруся. Уж я вам такой привет передам!.. — Господи, Лизочка, ну что же ты не идёшь, скотинка ты эдакая!»