Ночной корабль - [21]

Над Невой еще вчера горели…

В этот час проспект Петровский тих,

Снег лежит коврами белой пены,

Но цепочкой след шагов моих

Прямо к Дому ветеранов сцены.

От ворот направо – поворот,

И тропинка вытоптана змейкой.

Там лежит в земле который год

Та, что называлась Чародейкой.

А над ней к концу крадется век,

В северных цветах, во льду хрустальном…

Савина! Шесть букв. Три слога…

Снег

Занавесом реет театральным…

Реет снег в окне пустом моем,

Шелестя, баюкая и бредя.

Пой, моя свирель! Споем вдвоем

Песню для стеклянного медведя:

– «Жил да был…»

И я жила-была…

Память не бледнее, не короче.

Там на белый город ночь легла.

Там постель моя готова к Ночи.

1969

РАЗГОВОР

– Много мы в мире видели

(Где не перебывали!):

Розовый лотос Индии,

Альпы и Гималаи,

Башни, соборы, глетчеры…

Древний и вечно новый,

Рим выходил навстречу нам,

Бронзовый и лиловый…

Стрелой от берега к берегу

Чудо железобетона:

В ожерельях огней Америка

Укачала мост Вашингтона…

Путь наш цветными нитями

По земному шару струится…

Но почему молчите вы?

Что вам ночами снится?..

– Я знала мостик бревенчатый

В речном стрекозином блеске,

И ландыши, как бубенчики,

В березовом перелеске.

Я знала поля безбрежные

С волнистою желтою рожью,

Пустые дороги снежные

И снежное бездорожье…

Там лед скрипел под полозьями

В бескрайной степи туманной…

– Мы помним созвездья гроздьями

Над пальмовою Гаваной,

Когда мексиканской осенью

Не водо-, а звездопады.

Вы видели эти россыпи,

Сверкания и каскады?..

– Многие звезды помню я,

Но для чего мы спорим?

Нет в небесах огромнее

Звезд, чем над Черным морем…

– Что вас хватает за душу

В скромном таком наброске?

Степи, туман да ландыши?

Мостики да березки?

– А то, что глубь черноземная,

Наши моря и суши

Вскормили собою скромные,

Большие русские души,

И только под теми звездами,

Без ходульных речей о чуде,

Чудесные люди созданы –

Русские люди!

1969

БЕРЕЗА

Я сжилась с березой, как с родной.

Не в Москве она растет, а в Берне.

От нее прохладен летний зной,

Золотисто-зелен час вечерний,

А когда спускается туман,

Вся она плывет, в тумане рея,

Будто оживает Левитан

В зимней Третьяковской галерее…

Но сейчас, вернувшись из Москвы,

С русским снегом в волосах и в платье,

Не могу иначе, как на «вы»,

Дерево знакомое назвать я:

– Здравствуйте, береза… Добрый день

(Только добрый ли? Кто мне ответит?) –

От березы на лужайке тень,

И ее раскачивает ветер.

1968

РОДИНЕ

Дай мне снова видеть край далекий,

Купола бревенчатых церквей

И зарю румяную, как щеки

Сероглазой матери моей.

Дай лицом прильнуть к твоим колосьям

В час, когда над полем гаснет день

И гармони спорят с лаем песьим

У околиц сонных деревень.

Дай почувствовать твой дождь и сырость,

Грусть твоих курящихся болот,

Дай погладить гриб, что за ночь вырос,

И цветок, что к вечеру умрет.

Бродят вдалеке глухие грозы,

Теплым ветром вздрагивает ночь.

Так встречает Мать, смеясь сквозь слезы,

Навсегда вернувшуюся дочь.

ЛЕБЕДЬ

Лебедь, уплывая, над печальным лугом

Оставляет белое перо…

Илья Эренбург

Лебедь плыл, как белая гондола,

Рядом с ним внизу плыла звезда,

И деревья наклонились долу,

В черный оникс тихого пруда.

Первый ветер вестью о рассвете

Пробежал по листьям и затих.

О далеком говоря поэте,

За стихом мы вспоминали стих.

А когда вода порозовела

И запахло травами остро,

Лебедь Эренбурга, лунно-белый,

Уплывая, обронил перо.

Лес Булонский веет Летним садом

И Невою каждую весну.

Но из всех в ту ночь стоявших рядом

Выбрала заря меня одну:

Доплеснули дрогнувшие воды

Белое перо к моим ногам,

Чтобы я несла его сквозь годы

И вернула невским берегам.

1968

СЕН-ГОТАРД

I

Панорамой развернуты черной,

Громоздятся в тумане хребты,

И обвал рассыпается горный,

Прогремев с ледяной высоты.

И опять тишина замирает,

Не спеша собирает грозу,

И орлиные тени витают

Внизу.

Странно видеть орлиные тени,

Наклоняясь в бездонный провал,

Но спускаются в пропасть ступени

Облаков и оскаленных скал.

А совсем далеко, на вершине,

Первым отзвуком грома звуча,

Нерушимо стоят и поныне

Два меча.

И славянская вязь между ними –

Позолоту не смыли дожди –

Начертала бессмертное имя

На бессмертной гранитной груди

Как торжественно: «Генералиссимус»

И «фельдмаршал»… И грома раскат…

Над пустыми альпийскими высями

Черногривые тучи летят…

II

Сен-Готард в свинцовой тонет мгле.

Слава одиночеству суровому!

Чьей рукою врублено в скале:

«Доблестным сподвижникам Суворова»?

В головокружительную высь,

Где веками горы не источены,

По тропинке козьей поднимись,

По следам неведомого зодчего.

Кем он был, когда перед лицом

Вечности по русскому обычаю

Молотом чеканил и резцом

Памятник солдатскому величию?

Осыпались из-под ног пласты

В пропасть между острыми уступами,

Может быть, он слышал, как и ты,

Хруст костей и хруст колес над трупами?

Может быть, и для него гора,

Сотрясаясь грохотом и градами,

Повторяла русское «ура»

В перекличке грома с водопадами?!

1969

МИХАЙЛОВСКОЕ

В том доме не бывала я

И все-таки была.

Из сада травку малую

На счастье не брала,

Но почему приснилось мне,

Что тонкий стебелек,

Как знак высокой милости,

В стихи закладкой лег?

Я помню осень ржавую,

Всю в пепле и золе,

И голову курчавую,

И свечи над «Полтавою»,

Раскрытой на столе.

Я помню шлафрок вышитый

И руку с чубуком,

И не впервые слышу я,

Как шепчет старый дом,

Как в затаенном шепоте

Рождаются слова…