Ночной корабль - [2]

Ведь через триста лет, по-прежнему легка,

Весна придет к окну, и сонный дом разбудит,

И белокурый луч заглянет в груды книг,

Старинные листы позолотив апрелем…

О через триста лет,– я вижу этот миг,-

В шкафу мои стихи с их горечью и хмелем.

Кто будет их читать, пусть слышит голос мой,

Пусть волею мечты он разрешит задачу,

И мертвая давно, я сделаюсь живой,

Такою как сейчас, когда пишу и плачу.

Пусть в музыке стихов, где снега и огня

Высокие тона поют как в небе птицы,

Отыщет он не ритм, не звуки, а меня,

И молодость мою, и темные ресницы.

Пусть я войду на миг весною в чей-то дом

И улыбнусь в окно потерянной отчизне…

Ведь я сейчас живу, как будут жить потом,

И слышу четкий пульс моей поющей жизни.

1928

МЕДВЕДЬ СЕРАФИМА

1

Клубится лес в весеннем дыме,

Звенит капель, синеет таль.

Помилуй, отче Серафиме,

Мою звериную печаль.

И я, как ты, из серой персти

Рожден для смерти в ночь весны;

Я тоже стар, и в бурой шерсти

Белеют клочья седины.

В твоей лачуге радость Божья,

Ты сгорблен, благостен и сед,

В разливах рек и в бездорожьи

Твоих лаптей затерян след.

Позволь мне тихо перед входом

На снег растаявший прилечь,

Ходить в июньский день за медом,

Тебя баюкать и стеречь?

Плывет в лесу смолистый запах,

И капли падают, шурша…

Возьми меня. В простертых лапах –

Моя звериная душа.

2

Я люблю Серафима из Сарова,

Лесного, клобушного, старого,

С медведем в глухом овраге.

Где ветхая хижина кроется,

А в грозу Пресвятая Троица

Летит в громовой колымаге.

Как свеча он теплился в келейке

А кругом шелестели в ельнике

Бесенята, жуки, уродцы,

И звереныши над дорожками

Шушукались, двигая рожками:

Попьем из святого колодца?

Медведь их нянчил, укачивал:

Помолитесь, родные, иначе вам

Будет голодно, будет горестно.

Так молились: все безответные,

Только ели шуршали ветками,

Роняя шишки над хворостом.

А когда из мира незримого

Смерть дохнула в лицо Серафимово,

Он прилег на мшистой завалинке

Ясным вечером, в воскресение,

Сквозь листву парчевую, осеннюю,

Чернея скуфейкой маленькой.

И такой вокруг него радужный

Свет мерцал, что крестилась набожно

Тварь лесная в кустах можжевельника,

А медведь, как учила заповедь,

Прикрыл неумелой лапою

Святые глаза отшельника.

3

В голубом сиянии месяца

Из оврага в шалашик – лестница,

А к лестнице бурый медведь

Приходит ночью сидеть.

Чу, скрипит в морозном валежнике

Тяжелая поступь медвежья.

Он ревет и копает снег:

Скоротать бы звериный век.

Тишина, темнота в шалашике,

Сосульками дверь украшена.

Уголок под иконой пуст

На столе раскрыт Златоуст.

Качается зверь, не наплачется;

Покачнется – тень обозначится

На пороге. Лежит пластом

В горе своем простом. –

Я ли не жил твоими заботами,

Угощал медовыми сотами,

Ночью грел и в глаза смотрел,

А ты как свеча сгорел.

Я отнес тебя в полночь на поле,

Я зарыл тебя в землю лапами.

Я медведь, я только медведь, –

Где мне в рай за тобой поспеть?

1933

* * *

Ангел-хранитель сегодня больной.

Тихо ложится он рядом со мной.

Жалко взъерошены перышки риз,

Крылья с кровати свесились вниз.

Я проводил тебя к краю пути,

Вот ты умрешь, – мне другую вести.

Много я видел заплаканных глаз,

Многих спасая, устал и не спас…

Тихо прижались щекою к щеке.

Слушаем, – Вечность плывет вдалеке.

Страшная Вечность вздыхает едва…

Бедный мой ангел, пока я жива,

Я в эти краткие, грустные дни

Стану на страже. А ты – отдохни.

1932

* * *

Гуляет с зажженною свечкой весна,

От ветра огонь закрывая ладонью.

Великий четверг… Тишина… тишина…

Последних кадил благовонье.

Великий четверг… Я свечу донесу,

Я душу мою золотую спасу

От черного ветра стихии…

А в небе весна разжимает ладонь

И ставит свечи сбереженный огонь

К престолу Марии.

1929

* * *

Этот серенький день, как пушистый зверек.

Влез погреться в окно и у печки лег,

Тронул бархатной лапкой мои глаза,

И, растаяв, упала слеза.

Мне не хочется плакать, но я стою

На опасном, на очень крутом краю…

Слишком ласков осенний больной денек,

Он недаром в окно меня подстерег:

Ты не хмурь, говорит сурового лба,

Всё равно соскользнешь, – слаба.

1933

СУДЬБА

В стране без имени, где спит прошедшее,

Где дни грядущие не сочтены,

Жила таинственная сумасшедшая

В глухой лечебнице, у Сатаны.

Но в лето душное ей гром понравился,

Грозы над пропастью широкий гул,

И, обессилевший, в ту ночь не справился

С когтями женщины сам Вельзевул.

Решетка сломана в окне лечебницы,

Ночной прохладою блаженна грудь,

И, ослепленная, она колеблется,

В какую сторону ей выбрать путь.

Горячий ветер

Лицо обжег.

Ее прыжок

В пространство – светел.

Смотрите: мчится Больная птица

Сквозь тайну чащ,

Сквозь долы, веси,

И хохот весел,

И вьется плащ.

В каком-то городе, в какой-то улице

Она спускается над мостовой.

Притихший час

Стоял на страже,

Боясь пробить.

Ударит час

Для нас…

Для нас

Завяжет Нить.

В каком-то городе, в какой-то улице, –

Она – с опущенною головой.

Я хотела мимо пройти,

Не задеть ее по пути,

Но с безумными не шути.

С колокольни ударил час

И меня от нее не спас.

Не отвесть изумленных глаз

От ее гениального лба…

И сказала она: Я – Судьба.

В дорогах страшного мира

Мой путь – самый дикий сон.

Моя Судьба – чемпион

Шахматного турнира.

Без смысла летя, скользя

В хаосе шахов и матов,

Я знаю, что выйти нельзя

Из плена тупых квадратов.

Попалась в игру и терплю,

Чуждая смеху и муке,

Но, стиснув зубы, люблю