Ночь, сон, смерть и звезды - [221]

Достаточно времени вместе они проводят в тесной каюте, и в лодке Хьюго сидит с ней рядом, но стоит только высадиться на очередном острове, как Хьюго и еще кое-кто из мужчин за компанию готовы сразу куда-то рвануть, и Эктор даже не пытается их остановить, опасаясь бунта.

Эктор с уважением относится к Хьюго. Между ними существует некая связь, недоступная белым американцам. При желании эти двое могли бы общаться на беглом испанском. Для мужчины его возраста Хьюго очень спортивен: плечи, руки и ноги – сплошные мышцы. Он всю жизнь ходил в походы, энергия из него бьет ключом. У него не сбивается дыхание, он почти никогда не опирается на стек. А уж фотографирование возбуждает его в такой же степени, в какой кружащего ястреба возбуждает жертва на земле – он должен до нее добраться!

Но Джессалин знает, как на Хьюго вдруг накатывает усталость и он засыпает в ее объятьях в считаные секунды, как младенец, проваливается в глубокий сон. Зато просыпается полный энергии, можно сказать, заряженный собой.

Она улыбается, подумав о муже с сексуальной точки зрения. Как легко возбуждается и как просто его удовлетворить.

И как же он счастлив в этом заброшенном месте! Его мечта – проснуться пораньше, выйти на палубу и снимать окутанный туманом океан и постепенно светлеющее небо. Или взобраться на самую высокую, никому не доступную вершину на острове и фотографировать окрестности.

Да, она может сердиться на мужа, но она им гордится. Любить его легче легкого, но она в него не влюблена. Как ей кажется.

Или влюблена? После брачной церемонии в консульстве.

Уайти уже не занимает в ее жизни столько места, сколько занимает Хьюго Мартинес. Если Уайти – заходящее солнце, то Хьюго – взошедшая полная сияющая луна.

Где бы я была без него?

Кем бы я была без его любви?

А главное, кого тогда любить ей? В ней просыпается нежность, словно это сама жизнь. Пока Джессалин жива, она должна кого-то любить, о ком-то заботиться.

Она уважает женщин, живущих в одиночестве, отказавшихся от влечения к другому. Но себя она не считает такой сильной, не хочет выступать в роли отважной вдовы.

Хьюго ее заставил заняться собственным телом. Женщина должна быть в отличной форме. Как мужчина и даже лучше, потому что в какой-то момент она возьмет его под свое крыло. (Шутка.) Твоя душа – не сахарная вата, готовая растаять от первых капель, а прочная и роскошная, как шелк, распалялся он. А вот Уайти не любил ничем нагружать жену: копать в саду или тащить тяжелое кресло. Стройная жена-красавица не должна отдуваться после перенапряжения. Он и сам не оттаскивал тяжелые ветви, попадавшие на их лужайку. «Для этого мы приглашаем рабочих, – говорил он. – И хорошо им за это платим. Вот почему у нас больше денег, чем у них; чтобы денежки перекочевывали в их карманы».

Наверно, он так шутил. Хотя теперь его слова не казались ей такими уж смешными.

Пингвины, кулики, чайки. Непрерывный галдеж. Камни заляпаны белым птичьим пометом. В небе движуха. Пернатые носятся туда-сюда, ныряют в воду за добычей. Охота за едой, за потреблением. Жизнь порождает жизнь. Повод то ли для расстройства, то ли для радости и уж точно для размышлений.

Джессалин вспоминает: Жизнь – это комедия для мыслящих и трагедия для чувствующих. Но с годами комедия уступает место трагедии. А трагедия уходит в забвение.

Эктор уводит группу в другом направлении. Джессалин старается не думать о дорогом Хьюго, отсутствующем уже больше получаса. Внимание ее переключается на чудны́х, как будто ручных, пингвинов и голубоногих олуш, кормящих своих шумных детенышей на скалах, покрытых белым пометом. А также на бакланов, с трудом таскающих свои отяжелевшие тела.

Птицы красивые. Ветер ворошит перышки. Кто-то спит на одной ноге, изящно подтянув другую к брюшку. Такие мирные, глаза закрыты.

Накануне они гуляли по острову, где живут морские львы с потомством. Хотя скорее похожи на моржей, только поменьше, толстые, неуклюжие, с большими черными глазами, почти человеческими. Стая орущих, стонущих и фыркающих морских котиков. Кто-то при этом спал. Детеныши кормились. А между покрытых лишайником валунами огромная разлагающаяся туша присматривала за живыми котиками в бухте, как такое подзадержавшееся божество.

Так выразился Хьюго: подзадержавшееся божество. Он присел на корточки, чтобы поснимать труп на фоне резвящихся котиков, никак не реагирующих на смерть сородича.

Джессалин отошла подальше от этого отталкивающего запаха гниющей плоти. А для фотографа все служит материалом. Молодняк, покойник. Красота, распад. Красота распада. Джессалин в задумчивости наблюдала издали за своим новым мужем.

Вспоминала, как в начале их знакомства она была для него не более чем фигурой в общей композиции – вдовой.

И эта фигура под названием «Безымянная вдова», позже размноженная для продажи, ее переживет.

Как и фотографа.

Эктор рассказывает туристам о растительности на острове, о контактах морских котиков с растениями, как вдруг обрушивается тропический ливень. Джессалин и остальные сбиваются в кучу под разросшимся деревом. Небеса расстреливают землю барабанной дробью.

К счастью, Хьюго заставил Джессалин надевать во время экскурсий плащ – легкий, полиэтиленовый, с капюшоном. Дело нехитрое, натянуть капюшон и переждать дождь.