Ночь падающих звезд - [59]

— Спасибо, Генри, — тихо произнесла Дуня, когда он вновь сел. — Спасибо за краткий экскурс в свои сердечные дела. Достоевский посвятил бы этому восемьсот двадцать страниц.

— Он же был писателем.

Они молчали, каждый погруженный в свои мысли. Жаль, что в камине не горел огонь, думала Дуня, как было бы красиво.

— А ваша история? — через некоторое время спросил Генри. — Что мистер Фокс? — Он имел обыкновение именно так называть профессора Фукса. Все противилось в нем называть того просто «Тео». — Почему он не здесь, ведь он приехал за вами? Он выглядел сбитым с толку, когда я с ним разговаривал. Абсолютно разочарованным. Вы его заставили долго ждать? — Она не отвечала. — Я чувствую себя виновным в отложенной — или даже расстроенной? — свадьбе. Мне очень жаль, я не хотел этого. Боюсь, что здесь я наломал дров.

Он начал упрекать себя, взял со столика бутылку скотча, что приготовил Джордж, и разлил в бокалы. Они выпили виски без льда.

— Вероятно, мистер Фокс очень любит вас, если не счел за труд приехать за вами. Счастье, что леди Штанци взяла его с собой. Она привела его ко мне, но вас здесь не было.

— Никола Штанци? — наклонившись вперед, Дуня удивленно смотрела на него. — Вы знакомы с ней?

— Не очень близко, — ответил Генри, в свою очередь удивленный ее горячностью. — Она регулярно привозит сюда туристические группы.

Красивая, интеллигентная леди. Я даже нахожу, что вы чем-то похожи.

— Может быть. — Дуня рассеянно поигрывала бокалом. Скотч немного согрел ее, но она все еще чувствовала внутренний холод.

— Так в чем дело? — настаивал Генри, в свою очередь рассчитывавший на ее откровенность. — Что с вашей историей?

Она попыталась придать событиям забавный оттенок, ибо любовные и жизненные истории, если рассказывать их серьезно, не шутливо, становятся такими же серьезными, как сообщения об уровне воды.

— Тео, то есть мистер Фукс, приехал сюда не сам по себе. Я попросила подругу завлечь его обманным путем. И это сработало, но…

— Но? — Генри не ухватывал сути, а, может, эта история вообще ее не имела.

— Но, образно выражаясь, в пути случилось непредвиденное, и он отдал сердце моей подруге.

— Фу! — возмутился Генри. — Что за банальная история!

— Мировая литература сплошь насыщена банальными историями, — задумчиво констатировала Дуня. — Возьмите «Дона Карлоса»[43]. Отец женится на женщине, которая любит его сына и становится тому мачехой. Сюжет как в мыльных операх, не правда ли? Или «Страдания молодого Вертера»[44]. Молодой человек безумно влюблен в замужнюю женщину и из-за несчастной любви стреляет себе в висок. А «Отелло»[45]? Патологически ревнивый муж убивает супругу, а потом себя. Ну, и если вы не признаете истории с трагическим финалом: юная дворянка едет за своим женихом, который отказался от нее из ложного чувства чести. Она устраивает заговор, не с подругой, как сделала я, а со своей умной камеристкой Франциской. И таким образом вновь завоевывает его. И все это описал Лессинг[46] в своей комедии «Минна фон Барнхельм». Так что, если мы свои собственные истории начнем пересказывать, — вздохнув, заключила Дуня, — то не будет в них ни блеска, ни трагизма. Одна банальность.

Генри печально согласился с ней.

— И все-таки немного остроты вашей истории не повредило бы.

— В ней и есть острота.

— А именно?

— Подруга, с которой я учинила заговор и которая привезла с собой мистера Фукса, чтобы возложить его к моим стопам, и есть руководительница туристической группы.

— Леди Штанци?

Генри поперхнулся виски, кинул взгляд на Дуню и приоткрыл рот, что сразу лишило его лицо привычного налета аристократизма.

— Да, Никола — моя подруга, — Дуню рассмешила реакция Генри. — Большего сюрприза вам я, кажется, не могла преподнести.

— И все-таки он остается верен своему типу, — пробормотал Генри. — А дальше? Хотите благородно уступить его своей подруге или будете бороться за него?

При этом выражение лица его было таково, словно он собрался вводить в боевые действия свою личную армию.

— Пусть решает моя подруга, — ответила Дуня, — Я доверяю ей…

Генри вопреки своим правилам налил себе еще виски — третью порцию! — подлил немного Дуне и заявил:

— Либо вы невероятно великодушны, либо…

— Что именно?

— Либо он вам безразличен.

Дуня, возражая, попыталась объяснить: конечно, он ей не безразличен, ведь это «ее Тео», не правда ли, еще с ранней юности… О другом мужчине вообще не может быть и речи, она уже в этом убедилась, не стоит о них даже говорить, только время терять, с ними неинтересно и скучно. Но Тео — он был первой любовью с муками и почти физической болью, страданиями от тоски, ревности и вожделения. Вот как это было.

Генри внимательно слушал. Взгляд его блуждал по стене, где висел портрет Вильяма, его первой большой любви, со скептическим выражением лица. И потом он сказал:

— Дуня, вы любите юность, вашу юность, любите воспоминания, но не мистера Фокса.

— Вы глубоко заблуждаетесь, — сердито возразила Дуня, с шумом поставив бокал на стол. С нее достаточно и скотча, и дружеских замечаний пожилого господина, сравнивавшего свои чувства с её. — Я не могу представить себе жизни без профессора Теобальда Фукса. Поэтому я и хочу выйти за него замуж. Но если он передумал, я буду великодушна.