Совершенно новая лампочка в гостиной громко хлопнула. Две девушки, что громко смеялись на широком, песочного цвета диване, вздрогнули и чуть не выронили бокалы из рук.
Из трех в люстре это была последняя белая. Остались теплые. Комната затихла и сразу стала вечерней и сонливой. Высокая блондинка Рита вздохнула, отставила опустевший бокал и заговорила совсем тихо, пальцами отбивая ритм монолога по выпирающим ключицам:
— Знаешь, я иногда хочу прилечь тебе на плечо и сказать: «Лина, моя Линочка, Элина». Хотя ты в сто раз ее лучше. Она меня раздражала, злила, я ей ни разу так и не смогла восхититься, но я не могу вспоминать о ней совсем без нежности.
Вторая девушка — низенькая, худая, с темно-рыжими волосами и зелеными глазами — полностью повернулась к Рите и с улыбкой прищурилась, давая понять, что ей интересно слушать. Достала из пачки две сигареты, подкурила одну от другой и одну протянула подруге.
— Она пела в ресторане. Какую-нибудь «Мурку», наверное, или Пугачеву. Я никогда не приходила слушать. Если честно, Лина ужасно пела. И голос у нее был, как у кричащей кошки. Особенно звук «Э». Да, пела она плохо, неталантливо. Я ей всегда запрещала репетировать в квартире. Мы же вместе снимали. Такая была однушка, вся темно-желтая, обшарпанная. Зато в ней курить было не жалко совершенно. А это важное достоинство! Ну в общем, Элина была ресторанная певица. Мне не нравилось, как она пела, но мне всегда было приятно, когда кто-то в институте у меня спрашивал: «Ну как там твоя певица?» Понимаешь, Дина? — она приблизилась к лицу подруги и заправила спадающую той на лицо рыжую прядку за ухо, — Мне было так приятно думать, что у меня есть собственная певица…
В ответ Дина снисходительно улыбнулась.
— Она приходила поздно вечером всегда. Я уже лежала в кровати. А она начинала меня тормошить. Рассказывать про своих пьяных мужиков в этом их ресторане, — Рита говорила и продолжала поправлять подруге прическу.
— А она красивая была?
— Нет, совершенно не красивая. Вот она и вроде была ужасно худая, но все равно некрасивая. У нее волосы были всегда грязные. До пояса, темно-русые. И абсолютно прямые. А сама она была слишком бледная. У нее все капилляры просвечивали. И тонкокостная, и ладони у нее всегда были влажные. Но я ее как-то терпела. Все равно мне ужасно нравилось жить с кем-то кроме мамы. И с ней можно было курить сколько хочешь.
— А с Вадимом нельзя? — Дина забрала из Ритиной руки давно истлевший окурок и прокрутила его в пепельнице.
— Что? — Рита очнулась от воспоминаний
— С Вадимом сколько хочешь курить нельзя?
— Не-а, нельзя, Ди, — Рита улыбнулась этому наивному вопросу — Он же сразу ворчать начинает, якобы ребенок все видит, перенимает, вдыхает. Я при нем вообще не курю. Только когда от него на 3—4 часа ухожу, по магазинам или в театр, тогда курю.
Обе помолчали и достали еще по одной сигарете.
— А, ну так вот, Элина, — вспомнила Рита — Она меня во всем раздражала. И постоянно во сне забрасывала на меня свою ногу. И пахло от нее чем-то очень человеческим. Наверное, она была достойна куда лучшего отношения. Она очень добрая была. Всегда сигаретами делилась, дарила мне подарки. — Рита вздохнула — А я такая сволочь. И вроде мы с ней ладили, и я была к ней добра, но я никогда не была с ней честной. И даже по мелочи. Вот постоянно о чем-то врала. А если ты человеку врешь, значит ты его презираешь глубоко в душе. И чем больше врешь, тем больше презираешь.
Рита придвинулась ближе и положила голову на Динино плечо. Из-за роста пришлось неудобно согнуться, но так почему-то хотелось.
Рита думала: «Я чувствую это так, как будто это моя Маруся уже выросла, и это на ее плече я лежу, а не на Динином».
Девушки молча курили несколько минут, потом вдруг Рита отстранилась и, глядя подруге в глаза, продолжила. Уже совершенно другим, срывающимся в хрипоту опечаленным голосом:
— А когда ее убили, я чувствовала, что это я ее убила, — блондинка вздохнула и помедлила — Да и сейчас чувствую. Ты конечно скажешь, что это несносный бред, но, клянусь тебе, если бы я этого не хотела, она бы не умерла. Каждый раз, когда она пьяная приходила и своим громким, неприятным голосом что-то рассказывала, я воображала, что было бы, если бы ее не было. И думала, что, если бы у меня было в десять раз больше денег, я с ней бы точно не жила. Я иногда представляла, как было бы здорово, если бы я тогда познакомилась не с ней, а с какой-нибудь другой девушкой. А иногда прямо мечтала, чтобы она не из-за меня куда-нибудь пропала. Домечталась…
— И что, ты бы хотела, чтобы ее тогда не пристрелили, и чтобы вы до сих пор с ней общались?
— Ну какие ты жестокие вопросы задаешь, Дина! — Рита обиженно подняла голову от плеча подруги и чуть отодвинулась, — Ну я бы ее уж потерпела, может быть, притерлась к ней. А потом бы жизнь нас все равно развела. Она бы осталась жива, а я бы и так встретила Вадима.
