Хари - [5]

— Гадость — Дина заулыбалась.

— Несусветная!

Они еще постояли, потом решили пойти на прогулку. Было уже темно, и с неба лилось безумное количество воды. Они шли мимо прудов под руку и говорили про Артема. И так много курили, что их пальто пропитались дымом насквозь и пахли еще очень долго.

— Хорошо, что дождь, — говорила мечтательно Рита и блаженно закатывала глаза, — Когда воздух сырой, дым от сигарет очень белый и плотный. И мы в нем как будто прячемся.

— Я бы спряталась в нем от Ромы. Задымила бы все пространство, если б это было возможно.

— И умерла бы от рака легких? — больше всего на свете Рита ценила разговоры безумные и бессмысленные.

— Ну мне кажется лучше так, чем — «Как бы сформулировать?» — чем…

— Чем так!

— Чем так!

4. Про то, как Рита решила писать письма

Прошел месяц после субботника у Романа. (Название этому «мероприятию» придумали еще лет десять назад Ритины ГИТИСовские товарки.) Дина много работала, от нервов перестала опаздывать и стала садиться за роман каждый вечер, а не как придется вдохновению. Рита опять уехала на гастроли, и дома о ней ничего не напоминало.

Ярко-синий чехол от костюма, не сочетающийся со всеми пальто и куртками, не приковывал взгляд на вешалке в прихожей, на батарее в ванной не висело балеток, трико и купальника, даже шпильки для волос куда-то попрятались. А ведь обычно Дина находила их буквально везде: на бортиках ванной, на кухонном столе, на подоконнике.

Четырнадцатого октября Рита была в Костроме, шестнадцатого — в Ярославле, двадцатого она прислала Дине сообщение о том, что в Новгороде очень красивый театр, а еще через два дня она звонила и рассказывала, какой скучной оказалась экскурсия по питерскому военно-морскому музею.

Оставшаяся наедине с дождливой Москвой Дина все писала свои экономические статьи и совсем не соблюдала придуманный Ритой режим: не завтракала горячим, не спала в обед на офисном диванчике (вместо того целый час проводила в курилке вместе со сменяющимися собеседниками), не выходила вечером на прогулку. Эти ритуалы, ей казалось, имело смысл соблюдать только чтобы демонстрировать подруге.

Вечером двадцать второго октября Дина дорабатывала расшифровку интервью дома. Как и всегда перед самой скучной работой, поснимала многочисленные кольца, налила кофе и открыла окно, чтобы не уснуть от тепла. Опять какие-то энергетики, кризис в отрасли и отсутствие хорошей аналитики электротоваров в СМИ. Ах, да, еще, конечно, нескончаемая борьба с контрафактчиками. Потому что ни о чем другом светлые умы российской промышленности говорить как будто и не умели.

Пока она доставляла последние запятые и мысленно ругалась на Шульгинова и банки, Рита смывала грим в снятой на неделю однушке на Невском. Выполнив вечерний ритуал и в сотый раз пожалев свою бедную кожу, она улеглась на кровать вместе с ноутбуком. В Питере было, как обычно в октябре, холодно, а квартирка с икеевским ремонтом держала тепло так же хорошо, как картонная коробка, поэтому старый ноутбук, что постоянно грелся, совсем не раздражал.

Она взяла его нарочно, чтобы начать писать письма для Дины. Ее же якобы так часто не бывает рядом, и вдруг из-за этого подруга не найдет в себе сил дописать роман! Наверное, Рита была слишком высокого мнения о себе и своей влиятельности, но сама она искренне верила в то, что движима одной только добротой. Она решила, что на этих гастролях напишет несколько посланий, распечатает и отдаст Дине в папке, чтобы та их читала постепенно, когда будет чувствовать нужду в общении. И на следующих гастролях напишет.

«Дорогая Дина! Меня сейчас нет рядом, и сколько еще времени не будет! Месячные гастроли сейчас, потом такие же в марте, потом еще много-много таких изнуряющих поездок».

Девушка посомневалась, стоит ли так оптимистично загадывать в свои одиннадцать травм, вздохнула, мысленно прокляла всех молодых танцовщиц труппы и назло им не стала стирать.

«Я постоянно буду не рядом, а как бы хотелось! Хотя, возможно, если бы я ежевременно могла о тебе заботиться, мы бы друг друга узнали слишком сильно и возненавидели. А так мы друг друга все-таки оберегаем — поверхностно и легко. Пусть. И никогда в жизни у меня не было такой подруги, с которой бы я виделась ежедневно, завтракала в кофейне и которой бы оставляла Марусю на выходные. Значит, оно и не надо. Нашу ненавязчивую дружбу я ценю, как один из самых важных даров».

Имя дочери, от которого уже невозможно было оторвать взгляд, больно кольнуло.

«Маруся. Маруся хорошо, и Вадим хорошо. Они оба по мне не скучают. Живут у бабушки, она за ними приглядывает. Готовит им пироги. А я не готовлю. Ужасно боюсь, что Маша вырастет и меня не простит. Ей будет казаться, наверное, что я отправила ее к бабушке в квартиру, чтобы они там вместе доживали свои разные годы. Чтобы она там не жила, а как старики — медленно умирала. А это не так»

Рита отступила несколько строк, чтобы дописать концовку, а «тело» придумать потом.

«Буду их распечатывать, и постепенно тебе как-нибудь отдавать. И не обману себя, обязательно все до последнего отдам. Первую партию после этих гастролей, вторую — после следующих»