Нити магии - [54]

Я охотно беру его, макаю во взбитые сливки, наблюдая за крошками, тонущими в какао и подливе, и уютно заворачиваюсь в плед.

– Это тебе, Лил, – говорит Якоб, запуская руку под подушку и протягивая Лильян сверток. Она приглушенно взвизгивает, когда разворачивает бумагу и обнаруживает сборник жутких историй. На обложке нарисована гниющая отрубленная голова и шипастый шлем.

– Спасибо! – радостно восклицает Лильян, прижимая книгу к груди.

– Ты ужасно странная уточка, – тепло говорит Якоб.

– Кря-кря, – отзывается Лильян.

– А это – для Марит, – произносит Якоб, и они вместе преподносят мне подарок.

– Копии того, что ты хотела, – официальным тоном поясняет Лильян, беря их обеими руками и протягивая мне с церемониальным поклоном. – Когда закончишь, ты должна их бесследно уничтожить.

Якоб нашел все, о чем я просила, а Лильян сделала для меня точные копии – вплоть до каждой отдельной черточки и завитушки почерка. Я пролистываю бумаги, скользя взглядом по строчкам. Это записи о выплатах шахтерам, о продаже драгоценных камней через четыре ювелирных магазина, главный из которых находится в Копенгагене – и все это с точными цифрами и датами. Такая толстая стопка бумаги – в ширину моей ладони, – что потребуется много часов, чтобы разобраться.

Якоб откашливается.

– Еще одна вещь, которая может оказаться полезной, – говорит он и подает мне тяжелый сверток. Я разворачиваю бумагу и нахожу энциклопедию драгоценных камней, минералов и металлов. – Это самая подробная, какую я смог найти, – поясняет он. Я открываю том, чувствуя, какой он тяжелый. Должно быть, стоил им целого состояния.

– Спасибо, – выдыхаю я, и мы с Лильян сидим рядом, с неприкрытым удовольствием сжимая в руках свои книги.

– Моя очередь, – говорю я.

Для Лильян я связала три пары чулок, потому что она всегда теряет свои, а Якобу сшила толстые перчатки для катания на коньках. Когда он надевает их, я вижу полоску кожи между краем перчаток и манжетой рубашки – рукава, как обычно, ему коротки.

– Спасибо, – произносит он. Сегодня его волосы уложены тщательнее, чем обычно.

Когда он кладет руки на колени, его обнаженное запястье внезапно касается моего. Но он не убирает руку. Выступающие косточки на наших запястьях чуть-чуть соприкасаются, и от этого едва заметного прикосновения у меня по коже бегут мурашки. Я жду, пока он отодвинется, но он не шевелится. Может быть, это прикосновение для него настолько ничего не значит, что он его даже не замечает?

А может быть, на самом деле он хочет продлить это прикосновение.

Эта мысль настолько нервирует меня, что я выпаливаю:

– У меня есть идея!

– М-м? – спрашивает Лильян, поднимая взгляд от картинки с пушечным ядром, изо рта у нее торчит наполовину съеденный леденец.

– Что, если мы попросим у Хелены Вестергард самоцветы, чтобы украсить ими танцевальный наряд? Мы можем сказать, что это будет специально для Евы: камни, которые встречаются только в копях Вестергардов. И мы хотим, чтобы все они были красными.

– Ты гений! – торжественно заявляет Лильян, не вынимая изо рта леденец. – Идеально!

Она встает и пляшет джигу прямо в носках. Якоб наконец поднимается, снимает подаренные мною перчатки и разжигает огонь в маленькой печурке в углу. Несмотря на пылающее пламя, моему плечу внезапно становится холодно и как-то одиноко.

– Давай останемся здесь навсегда, – шепчет Лильян.

Она заставляет краски разбежаться по стенам вокруг нас, и вместо тускло-белой поверхности возникает изображение пышных елок, засыпанных снегом. Когда Якоб садится обратно на свое место, Лильян, зевнув, кладет голову ему на плечо и миг спустя засыпает, как будто ныряет в колодец. Якоб аккуратно перекладывает ее голову на одну из пышных подушек и укрывает сестру одеялом. Потом он поворачивается и смотрит на меня непривычно долго. Как будто что-то вот-вот случится.

Я колеблюсь, но потом протягиваю руку через разделяющее нас расстояние и кладу ладонь ему на запястье, чувствуя, как его пульс ускоряется под моими пальцами.

– Вот, – говорю я, касаясь края его рукава. Мое сердце колотится, когда я ослабляю нити. – Манжеты должны доходить вот досюда, – объясняю я, осторожно проводя пальцами по выступающей косточке на его запястье.

Какая-то странная волна пробегает по моей коже, покалывая крошечными иголочками мою руку, и я осознаю, как неподвижно сидит Якоб, как близко мы находимся друг к другу, как учащается его дыхание от моего прикосновения. Мне неожиданно становится тепло, как будто среди зимы наступила весна, с ровным пчелиным гулом и распускающимися цветами. Как будто все оживает.

– Вот так, – говорю я, заканчивая удлинять его рукава и смещать пуговицы. Отпустив его руку, я добавляю: – Очень красиво.

– Спасибо тебе, – хрипло выговаривает он, краснея и рассеянно ощупывая то место, которого только что касались мои пальцы.

Чувствуя трепет внутри, я плотнее заворачиваюсь в мягкий плед. Лильян ровно дышит рядом со мной, а в печке потрескивает огонь.

– Может быть, так и можно исцелить Фирн, – бормочу я.

– Чем именно? – спрашивает Якоб, на его губах играет улыбка. Мы все трое лежим под потолочным окном, под снегом и звездами, и хотя существует тысяча причин тому, почему мы не должны этого делать, но мне очень хочется, чтобы сейчас он перегнулся через спящую Лильян и поцеловал меня.