Нить Эвридики - [8]

Иероглифам меня когда-то маленько учил Андрис, нешуточно увлекающийся Японией. Сам он каким-то мистическим для меня образом умудрялся довольно бегло ими писать, мне же до этого было более чем далеко. И всё же кое-что я запомнил и научился более-менее уверенно воспроизводить…

И в тот же миг мотор древней машины завёлся, заурчал радостно, словно приглашая меня в путь, и впереди обозначилась светящаяся дорога.

— Пользуйся этим ключом всякий раз, как заблудишься или окажешься на перекрёстке. Удачи тебе, парень! Я верю почему-то, ты своего друга найдёшь. Передай ему от меня там привет и благодарность. Встреча с вами озарила и согрела моё жалкое существование.

Я сердечно попрощался со своим недолгим провожатым, поблагодарив его за помощь и пожелав найти дорогу обратно к жизни, запрыгнул в кабину и рванул рычаг. Взметнув фонтан песка, аэроплан ринулся в небо, словно стосковавшаяся по нему птица.

Странно, я не знаю даже примерно, как он устроен и как им управляют, но почему-то мне совершенно спокойно. Я знаю, что делать, я знаю, что справлюсь. Видимо, этот аэроплан — действительно часть меня. Мой инструмент, мой проводник в этих диких мирах. Что меня здесь ждёт — я не представляю себе даже примерно, и не смог бы представить — у этих миров нет карты, нет истории. Я первый, кто отправился сюда сознательно и добровольно, зная, куда и зачем идёт. Во всяком случае, из живых людей, а не героев легенд. В этой неизвестности у меня будет только два ориентира — тонкая сияющая нить, едва различимая глазом, идущая из моей спины через корпус машины и уходящая туда, к моему неподвижному осиротевшему телу, и бледный луч заветного маяка, причудливо скользящий между облаками. Это след, оставленный душой Андриса. След, по которому я должен идти, чтобы найти его. Его отпечаток. Со слабым запахом его туалетной воды, со слабым отзвуком его голоса, его любимых песен. С памятью обо всём том, что было Андрисом, что я знал и чем дорожил.

Рванув рычаг скоростей, я устремился по уже проложенному курсу.

ГЛАВА III

Аэроплан вошёл в полосу сильной облачности, и мне пришлось идти на снижение. Тем более что и мерцающая дорога тоже вела вниз.

Она далеко не напоминала натянутую нить, а прихотливо изгибалась. То взлетала вверх, то почти отвесно ныряла вниз, делала петли, а то и вовсе сплеталась в замысловатые клубки. Зная Андриса, легко предположить, что он просто кувыркался в воздухе.

Облака расступились, и я увидел, что я лечу над степью. Болотистой, блестящей зеркалами озёр, топорщащейся редкими островками чахлого леса. Такая степь тянется в Сибири на долгие расстояния между городами. Во всяком случае, это уже лучше, чем оба унылых берега чёрной реки…

Сначала я не поверил своим глазам. Потом пришлось всё же поверить. Дымок! Дым явно не от горящих торфяных болот, а живой, тёплый дым человеческого жилища, с запахом приготовляемой пищи — я, кажется, отсюда чувствовал это. Откуда такой дым в мире мёртвых — дым, пахнущий жизнью? Снизившись ещё больше, я заметил среди сопок… Нет, не может быть — человеческие дома! Что-то вроде юрт кочевников. И где-то между ними терялся тонкий золотой луч.

Аэроплан удалось посадить легко и быстро, благо, открытых пространств здесь предостаточно. Захлопнув дверцу кабины и проверив на всякий случай, легко ли вытаскивается меч, я двинулся к виднеющемуся невдалеке поселению.

Навстречу мне вышел человек. Высокий, мускулистый, с монголоидным, скорее татарским лицом, с длинными, частично заплетёнными в косу чёрными волосами. В одежде из шкур, увешанный какими-то амулетами-оберегами, за спиной — лук и колчан со стрелами. Судя по всему, охотник.

— Приветствую тебя, путник. Будь гостем в моём доме.

Пока я размышлял, как сказать, что времени у меня на культурную программу маловато, да и не способен я сейчас думать о чём бы то ни было, кроме Андриса, созрела мысль, что вполне одно с другим совместимо. Я могу расспросить их о нём. В конце концов, светящаяся дорога ведёт куда-то сюда, может быть, и он среди них, или хотя бы они знают, куда он пошёл…

Вход в жилище оказался низковат, а внутри было довольно темно — окон как таковых не было предусмотрено, лишь кое-где небольшие полотнища шкур, покрывающих каркас стен, были подняты, пропуская немного света.

Горел очаг, дым уходил в отверстие вверху. Алые блики плясали на лицах людей, из темноты блестели чьи-то внимательные глаза.

Меня усадили на свёрнутые шкуры, дали миску дымящейся мясной похлёбки, огромную бесформенную лепёшку. Я различил в темноте несколько лиц — старика с белой бородой, молодой девушки, женщины средних лет, маленького ребёнка.

— Расскажи нам о себе, путник, — произнёс наконец охотник, когда я отложил чашку, — порадуй нас своим рассказом. Кто ты и откуда, и куда держишь путь? Что это за огромная птица, на которой ты летел, и как это она так покорна тебе?

Похоже, я попал в какой-то древний мир. И что интересно, я ведь понимаю всё, что они говорят, а они — всё, что говорю я, хотя едва ли мы носители одного языка.

— Меня зовут Вацлав, я пришёл к вам из… из мира живых, — я обратил тут внимание, что ни у кого из них не вижу уходящих вдаль золотых нитей, — и ищу своего друга, который ещё не умер, но находится при смерти… Я должен вернуть его душу…