Нить Эвридики - [6]

В этих глазах я читал порой искреннее сострадание к моей ботанической особе. И оно грело меня.

Было, наверное, вообще удивительно видеть рядом двух столь разных людей, как мы. Андрис был всегда в движении, всегда в полёте. У него была куча самых сумасшедших затей и дел, его ждали на разных концах города десятки людей. Он рассказывал мне о вещах, о которых я имел весьма смутное представление, но мне нравилось его слушать, потому что он говорил с таким жаром… И как довольно и гордо сияли его глаза, когда я говорил что-нибудь верное, угадывая мысли его…

Я давно привык не страдать от одиночества. В конце концов, в том, что я один, была доля и моей вины — моего темперамента, моего странного характера, моих непомерных запросов к миру, может быть… Я учился. Работал. Читал книжки. И в общем и целом становился всё более жутким домоседом. Но за его редкими, неожиданными (Андрис, как правило, сам не знал, когда он к кому-нибудь свалится) и приятными визитами я об этом забывал. За бутылкой пива он вываливал на меня всю накопившуюся кучу новостей, и я тонул в море незнакомых мне имён, терминов, названий песен… И тонуть так было интересно и приятно.

И именно поэтому я — нет, не поверить не мог, что всё это случилось. Я не был вовсе удивлён, я даже догадывался, в чём причина, только не хотелось, ой, не хотелось мне об этом думать…

Я не мог смириться. Не мог оставить всё так.

— Да, похоже, он был здесь, — молвил, видимо, вспоминая, призрак, — помню я такого. Мы даже неплохо прошлись и поговорили с ним, почти как с тобой. Меня, надо сказать, удивило это вообще — коматозники здесь проходят редко, а если проходят, то быстро, не останавливаясь и ни с кем не разговаривая. Пролетают скорее… А этот шёл, как идёшь ты. Но не блуждал, как блуждаем мы, сумасшедшие, потерявшиеся и заблудшие, забывшие дорогу назад. Он шёл к цели.

— К какой цели? — голос мой как-то странно дрогнул.

Призрак снова зябко повёл плечами.

— А знаешь, какая цель у всего живущего? Умереть. Другое дело, что не всё живущее в этом сознаётся. Он, во всяком случае, сознался. Мы неплохо поговорили — как говорят у вас, живых, поболтали, пока шли вместе — как видишь, я от скуки люблю какое-то время сопровождать вновь прибывших. Потравили байки из жизни сумасшедших… Он интересный собеседник, это я могу сказать тебе точно.

— Куда он направился?

— Туда же, куда сейчас, видимо, ты направляешься. Внутренний зов, заставляющий и слепого бежать. Он нёс в своей душе боль, словно горящие угли в ладонях — боль гнала его, словно плеть. Она затопила разум и закрыла все пути, кроме того, которым он пошёл. Он не первый, кто ищет забвение от боли за этой чертой. Боль для него равняется жизни, вот он и решил уйти от жизни как можно дальше.

— Вот, значит, как…

Туман расступился, и я обнаружил, что мы вышли к реке. Широкая, полноводная река неспешно несла свои обсидианово-чёрные воды, ни ветерка не тревожило её зеркальную гладь. Видимо, это от реки ползли все эти туманы, но над самой водой тумана не было. У самой кромки берега тихо покачивались привязанные к колышкам лодки.

Горестный стон пронёсся вдруг над водой.

— Что это? — вздрогнул я.

— Это птицы-плакальщики. Никто их, насколько я знаю, не видел, так что поручиться не могу… Они кричат так каждый раз, когда кто-то подходит к реке.

— Мне плыть туда? — я посмотрел на лодку.

— Решай сам. Пересечёшь реку — назад можешь не вернуться. Твой друг пересёк. Предпочёл мир мёртвых миру живых.

Я оглянулся. На золотую нить, уходящую за туман, за грань, к оставленной оболочке. Насколько хватит её длины?

— Надо так надо, — я попытался, не выпуская свечу, отвязать одну из лодок.

— Возьми лучше эту, — мой спутник принялся отвязывать соседнюю, — покрепче будет.

— Ты поплывёшь со мной? — я впервые обратился к нему на ты, но не это показалось мне дерзостью, а вырвавшийся против воли вопрос.

— А куда деваться? Лодку надо назад вернуть, на той-то стороне что ей делать? Да и как ты будешь грести, со свечой своей… Не бойся, мне это совсем не в тягость. Ни от каких важных дел ты меня, милый юноша, не отрываешь!

Я сел, сжав свечу обеими руками. Призрак, спокойно и уверенно налегая на вёсла, уводил лодку всё дальше от берега.

— Как он хоть… выглядел? Как себя чувствовал? — попытался неуклюже расспрашивать я.

— Да что тебе сказать… Я ж не знал, что тебя ещё встречу, так и не замечал, не запоминал особо. Всё, что я тебе скажу, ты и сам знаешь. Ну, правда, могу сказать, парень этот мне понравился. Благость в нём какая-то редкостная, доброта.

Тут неудивительно. Андрис всем нравится. Ну, может, и не всем… Но тех, кому не нравился, я никогда не мог понять. Они казались мне летучими мышами, не выносящими солнечного света.

— Когда он говорит, кажется, что маленький огонёк от своего огня отдаёт. Столько в нём минутной, безусловной ласковости к только встреченному человеку. Мне прямо жалко стало — если такие жить не хотят, кто же жить будет?

Вот это верно. Лично я не могу представить себе этот мир без Андриса. Без этих редких и странных встреч, без этого голоса, наполнявшего меня верой если не в себя, то в будущее… А может — в настоящее…