Нил Сорский - [91]
5 февраля 1494 года был подписан мирный договор с Литвой, а Елена заочно обручена с Александром Литовским. Около года продолжалась подготовка к свадьбе. Наконец 13 января 1495 года дочь Ивана III покинула родную Москву. 15 февраля в главном костеле Вильно состоялось венчание, которое совершил виленский епископ Войтех Табор, а не православный киевский митрополит Макарий, как того хотел Иван III.
Однако брак Елены и Александра не принес мира в русско-литовские отношения. Московский князь продолжал политику возвращения исконных русских земель, захваченных Литвой. А великий князь Литовский, возмущенный таким поведением тестя, не собирался соблюдать своих обязательств в отношении православной веры своей жены. В результате литовские послы были частыми гостями в Москве. Едва успевали проводить одних, как являлись другие. В мае 1495 года в столице снова принимали литовского посла. Князь Крошинский жаловался Ивану III на то, что писец Василий Карамышов отписал княжескую смоленскую вотчину к Вязьме. На это дьяк Андрей Майко отвечал уклончиво: «…и как у нас наш писец будет, и мы о том его въспросим, как будет то деялося»[469]. Обычно переговоры длились долго, послы месяцами жили в Москве. Согласно заведенному обычаю они приезжали на государев двор или в палаты Патрикеева; затем послы великого князя ездили с ответом на двор к иноземцам. Государь по обыкновению щедро угощал послов, но от этого проблемы не близились к разрешению.
В августе 1495 года Андрей Майко вместе с Борисом Васильевичем Кутузовым участвовал в ответном посольстве к великому князю Литовскому Александру. Одна из миниатюр Лицевого летописного свода второй половины XVI века запечатлела это посольство и сохранила пусть и условный, но портрет родного брата преподобного Нила. Обычный путь послов в Литву пролегал через Звенигород, Можайск, Дорогобуж, Вязьму, Смоленск, Витебск. Ехали на лошадях, подводы меняли по ямам (постоялым дворам), до границы послов сопровождала охрана, а по литовской территории послы ехали уже с литовскими провожатыми. В дороге находились несколько месяцев. Такие путешествия были не только долгими, но и опасными, и можно только удивляться, как пожилой дьяк преодолевал этот путь.
Находясь за рубежом, послы должны были соблюдать осторожность и быть предельно внимательными. Надлежало тщательно беречь посольские документы, особенно если они носили секретный характер. Так, посол Василий Ушаков, собираясь в Литву, получил от великого князя такой наказ: «…нечто похотят тобя и волошских послов обыскивати, и ты б те грамоты… тогды истерял, как ти мочно»; а не станут обыскивать, — «держал бы еси их у собя тайно, где пригоже, в платно (в одежду. — Е. Р.) ли бы еси их ныне в свое каково встегал… чтоб как их где не знати»[470]. Исполняя дипломатическое поручение, послы должны были принимать решение единодушно. В 1503 году, отправляя послов в Литву, Иван III учил их: «Отпущаючи вас, не приказал еси вам того, чтобы меншой болшого чтил, а болший бы меншого берег да также и чтил во всем… а розни бы меж вас ни в чем не было, чтобы есте своею рознью мне нечти (нечестия. — Е. Р.) не учинили, а делу бы моему в том порухи не было»[471].
Посол должен был охранять престиж своей страны и свято беречь государеву тайну: «…отвечать только на то, что не тайно, а на расспросы тайные отвечать, что не ведаешь». Стараясь все замечать и запоминать, посол делал это незаметно, соблюдая определенный такт. В 1535 году русский посол, посланный в Литву к пленному князю Оболенскому, получил от великого князя наказ все слушать, а самому не спрашивать, «чтобы в том на тобя никоторого слова не было, что ты лазучишь и пытаешь про все». Обнаружив некоего словоохотливого и осведомленного человека, посол мог попытаться разговорить его «о тамошних делах». Но сам при этом должен был проявлять осторожность, чтобы ненароком не сказать лишнего: «…и ты с тем поговори, да болшое у него слушай, а сам в пытанье не вплетайся, чтоб дал Бог тамошнее уведати, а на собя бы тобе которого слова не нанести: хоти чего и не уведаешь, а сам без слова будешь, ино то велми добро»[472]. Миссия послов была чрезвычайно ответственной, поэтому, вернувшись на Русь, они, как правило, получали повышение по службе, новые чины или богатые государевы подарки. В XVII веке жалованье дьяков и подьячих Посольского приказа было в три — пять раз выше, чем в большинстве других приказов. Однако, если государь был недоволен своими послами, их ждала опала.
На переговорах Майко подробно перечислил все претензии Ивана III к литовскому князю: великую княгиню Елену и Александра венчали не по православному обряду (а это было принципиальное условие договора), церковь для нее, «чтобы ей близко ходити», не поставили, бояр ее свиты отослали, а приставили к ней людей «римского» (католического) закона. «А которые наши бояре и наши люди у нашие дочери живут, ино им великая нечесть чинится; а иные наши люди до смерти побиты, а иных бьют, крадут»
