Нил Сорский - [47]

Черное море редко бывает спокойным, и плавание по нему протекает довольно тяжело. Даже шторм в четыре балла способен довести до полного изнеможения — и это на борту современного лайнера, а что говорить о средневековых насадах. На Черном море часто случаются смерчи. Даже издалека наблюдать за тем, как взвихренный поток воды гигантским столпом поднимается к небу, образуя при этом гигантскую воронку, очень тревожно. Для средневекового мореплавателя попасть в эпицентр смерча было равносильно гибели. Митрополит Киприан, возвращаясь из Константинополя, едва не погиб во время шторма на Черном море. «Бысть гром и треск от стражения волн», — в ужасе описывал он свое морское плавание. Корабли, на которых плыли его спутники, раскидало в разные стороны, так что они не видели друг друга. К счастью, всем удалось благополучно добраться до Белгорода-Днестровского. Плавание Зосимы тоже не было безмятежным. При входе в Босфор на море поднялась буря, и высокие волны не давали кораблю войти в пролив.

Купцы плыли в Царьград, чтобы закупить драгоценный товар или продать свой, иерархи Церкви — для получения должностей или решения церковных проблем. А ради чего преодолевали опасности простые паломники? О притягательном, зовущем свете Святой Софии и Царьграда поэтично сказал византийский историк Прокопий Кесарийский: «Священный свет приободряет любого: даже моряка, ведущего свой челн по волнам, оставившего позади недоброжелательные волны бурного Понта и прокладывающего извилистый путь среди заливов и скал, чье сердце исполнено страхом при мысли об опасностях, подстерегающих его в ночном путешествии. Возможно, он покинул Эгейское море и ведет свой корабль против течения в Геллеспонте, опасаясь возможного шквала с берегов Африки, — он правит свой корабль не на свет Полярной звезды или Медведицы, но на божественный свет самого храма. И храм не только ведет ночью купца, подобно лучам Фаросского маяка, но он также указует путь к живому Богу»[219].

Накануне заговенья на Филиппов пост, то есть 13–14 ноября, русские путешественники прибыли, наконец, к желанной цели своего паломничества, и их взору предстал «единственный в мире силуэт Константинополя». Огромный купол Святой Софии до сих пор царит над городом. Потрясающая по красоте панорама открывается каждому, кто прибывает в этот вечный город морем. И если сердце путешественника любит христианское прошлое Константинополя, его сокровенную суть и затаенную печаль, оно не останется равнодушным.

Находясь в чужой земле в течение продолжительного времени, паломники должны были как-то общаться с местным населением. Для этих целей составлялись разговорники, лексика которых была специально приспособлена к нуждам путешественника. Например, в «Часослове» конца XV — начала XVI века, принадлежавшем некоему старцу Паисию из Троице-Сергиева монастыря (возможно, Паисию Ярославову), находится такой русско-греческий словарь, известный под названием «Речь тонкословия греческого». Он содержит примерно 2500 слов, словосочетаний или целых фраз[220]. Подобную книгу мог взять с собой и Нил Сорский, когда отправился в Царьград. Разговорник является настоящей энциклопедией жизни русского путешественника. Если читать его подряд, то получатся любопытные короткие рассказы и письма о путешествии: «Тяшко им было на мори, много блудили по морю, хлеба не достало, земля далече, купить негде, пристанища несть, страх был велик, отчаялися и живота их, боялися и смерти, а попа не было — покаятися некому, причаститися не у кого; но Бог не презре своего создания, не забы руку своею, печаль их на радость премени, и бысть им свой ветр, и возрадошася велми и дошли пристанища, и товар свои испродали, а иные покупили, и пошли пакы в свою землю, радующеся и благодаряще Бога»[221].

А вот образец письма, которое паломник мог отправить с чужбины: «Бога ради, господине мой, не прогневайся на мя, что не успел тебе много писать, понеже убо имам иная дела, болше сих; а когда найду время, тогда хочю тобе много послужити»[222]. Самой большой трудностью для русских путешественников, судя по разговорнику, было плохое знание языка. Несколько раз повторяются фразы такого типа: «не умею, что ему отвещати»; «а на мене о том не диви (а ты на меня не удивляйся. — Е. Р.), понеже несмь гречин, но русин есмь»[223]. О сложности освоения греческого языка свидетельствует следующий диалог. Вопрос: «Не тяжко ли им, языка не знают?» Ответ: «Не тяжко, научатся». В итоге первый собеседник делает заключение: «Много время учитися гречьская».

Если паломники не устраивались жить в какой-нибудь обители, они были вынуждены сами заботиться о своем пропитании. Значительная часть лексики в разговорнике подобрана так, чтобы путешественник смог объясниться с продавцами на рынке: «хощу купити», «чего достоит?» (сколько стоит?), «дешево», «сего дни дороже», «имаши ли добру рыбу да куплю»[224]. Далее перечисляется рыба всех сортов и способов приготовления: «свежая рыба», «просольная рыба», «сухая рыба». Среди необычных продуктов, которые русский паломник мог увидеть на пестром и шумном восточном базаре, были кокосы, виноград, орехи разных видов, перец, шафран и другие душистые пряности. Здесь встречались люди разного цвета кожи, говорившие на непривычных для славянского уха языках, одетые в яркие необычные одежды. Все было незнакомо и удивительно. И только церковная служба ставила паломника на твердую почву, была понятной и вселяла надежду, что Господь не оставит в этом разноязыком мире.