Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [82]
Сотрудники Николая Ивановича проявили смелость и пожаловались Молотову на то, что нападки на их директора изводят великого ученого. Молотов послал проверяющих побеседовать с Вавиловым, но они зашли к нему в кабинет в момент, когда тот получил по почте пакет новых семян ячменя из-за границы. Радуясь пополнению своей мировой коллекции, он ответил делегации Молотова, что все «великолепно», и предложил им полюбоваться, «что за ячмени». Посланники предположили, что у Вавилова какие-то неприятности, но он отмахнулся: «Пустяки». Комиссия доложила Молотову, что у Вавилова все в порядке, а его коллеги подняли ложную тревогу[402].
В октябре 1939 года ЦК ВКП(б), теперь уже стремившийся поставить точку в дебатах на биологическом фронте, созвал последний диспут. Организаторами дискуссии выступали не научные работники, а философы-марксисты. Этим совещанию было обеспечено преобладание идеологии над наукой[403]. В этот момент полемика между Вавиловым и Лысенко достигла наивысшего накала.
Терпение Вавилова явно было на пределе. Дальнейшее уклонение от прямой схватки ни к чему не вело. Выступая на этом совещании, Вавилов заявил во всеуслышание, что взгляды Лысенко находятся в «…противоречии… со всей современной биологической наукой. ‹…› …Под названием передовой науки нам предлагают вернуться, по существу, к воззрениям, которые пережиты наукой, изжиты, т. е. воззрениям первой половины или середины XIX века. ‹…› …То, что мы защищаем, есть результат огромной творческой работы, точных экспериментов, советской и заграничной практики»[404].
Вавилов также говорил о недопустимости изоляции советской науки от мировой. Он предостерегал от отрыва и отставания Советов от мирового научного сообщества, как, например, в случае с гибридной кукурузой, успешно дававшей повышение урожаев в США. Человеку, который всю жизнь смотрел на науку с глобальной точки зрения, изоляция виделась губительной как научно, так и лично.
Лысенко в ответ заявил: «…Я не признаю менделизм… я не считаю формальную менделевско-моргановскую генетику наукой». «…Мы, мичуринцы, возражаем… против хлама, лжи в науке…»[405].
Назначенный ЦК ВКП(б) председателем совещания философ Марк Митин сделал заключительный вывод: лысенкоизм – это передовая наука, а генетика – реакционная. Таково мнение философов. Вавилов немедленно написал М. Б. Митину, сожалея о таком итоге[406]. «Подведенный Вами итог конференции по генетическим вопросам, крупного события в нашей жизни, оставил горький осадок у нас, работающих в области генетики или знающих ее по обязанности», – начал письмо Вавилов. Хотя Митин и отметил важность законов Менделя и хромосомной теории наследственности Моргана, Вавилов настаивал, что разделять генетику на лагеря «реакционной» и «передовой» (лысенковской) науки «весьма неправильно». Он обвинил Лысенко в игнорировании науки и добавил, что подведенный Митиным итог совещания мог способствовать распространению лысенковских идей.
Выступления на дискуссии были опубликованы в партийном журнале «Под знаменем марксизма». Лысенковцы получили официальное одобрение. Теперь Лысенко взялся за демонтаж ВИР.
Летом и осенью в Москве проходила Всесоюзная сельскохозяйственная выставка. Как президент ВАСХНИЛ, Лысенко утверждал стенды и вычеркнул из списка некоторые экспонаты Вавилова.
Николай Иванович представлял свой список в московском кабинете Лысенко. Лысенко, закрыв глаза, сидел в торце длинного узкого стола. Вавилов докладывал, почему рекомендует те или иные работы. Лысенко не говорил ни слова. Если он был согласен с кандидатурой, то медленно кивал головой. Если не одобрял, то не делал никаких знаков. Под конец список сильно укоротился. Не утвердили никого, кто когда-либо критиковал взгляды Лысенко.
После этого Вавилов уже не смог сдержаться. Через несколько дней в одном из павильонов ВСХВ состоялся «спор, который чуть не дошел до рукопашной». Вошедшие в помещение увидели, что Вавилов трясет Лысенко за лацканы пиджака и поносит его за непоправимый урон, причиненный советской науке. Лысенко в ужасе кричит, что он неприкосновенный и что Вавилов ответит за попытку избиения: «Я – депутат Верховного Совета и не позволю себя оскорблять. Вы ответите за все»[407].
Вавилов пытался продолжать интенсивную работу, но Лысенко препятствовал ему на каждом шагу. Вавилов заканчивал книгу «Мировые ресурсы сортов зерновых культур и их использование в советской селекции»[408]; Лысенко закрыл издательство ВИР, лишив Вавилова возможности опубликовать ее.
В общении с коллегами Николай Иванович по-прежнему преуменьшал невзгоды. Младшему исследователю Института, который был подавлен выпадами Лысенко, Вавилов писал: «Никаких сугубо угрожающих обстоятельств нет, и работайте спокойно, оформляя работы [готовя к печати. – П. П.] возможно скорее»[409]. Письма Герману Мёллеру, другу Вавилова, который теперь находился в безопасности за пределами СССР, отражали реальную картину: «Дискуссия между генетиками и агробиологами продолжается. Она касается, как я писал Вам ранее, признания законов Менделя [Mendel] и хромосомной теории. Наши оппоненты являются практически неоламаркистами. Они придают большое значение вегетативной гибридизации, хотя относительно нее и всех таких вопросов они, конечно, не имеют экспериментальных данных. Это в основном вера. Тем не менее это рассматривается как дарвинизм. Единственный выход для нас – показывать все более и более определенно важность современной генетики для селекционной работы»
