Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [77]

Мёллер попросил у советских властей «отпуск без сохранения содержания для поездки в Испанию»[371]. Эта уловка сработала; он уехал в Мадрид в марте 1937 года, продолжая делать вид, что покинул страну лишь на время[372].

Мёллер пробыл в Испании восемь недель, время от времени получая сообщения от Вавилова о работах Лысенко и о Международном генетическом конгрессе, намечающемся в Москве. Вавилов написал, что снова ездил в Одессу посмотреть работу Лысенко по «воспитанию растений». Увиденное было еще хуже, чем он думал. «Должен сказать, что мы не увидели убедительных доказательств. Я думал об этом и раньше»[373].

Вавилов читал в газетах о подвигах Мёллера в Испании. «С моей точки зрения, Вы очень хорошо сделали, что поехали в Мадрид. Но будьте осторожны! Наука нуждается в Вас. Нам нужно еще много сделать. У Вас было блестящее начало, и Вы должны продолжить свою работу здесь, она не менее важна, чем работа в Мадриде»[374].

Вавилов все еще надеялся, что Международный генетический конгресс может состояться в Москве. Мёллеру он писал: «Молотов [Председатель Совета народных комиссаров. – П. П.] и Литвинов [народный комиссар по иностранным делам. – П. П.] лично занимаются организацией проведения конгресса в СССР и обещают сделать все для его успешной подготовки. Так что сейчас мы начали кампанию по проведению конгресса и просим Вас помочь нам в этом деле. Конечно, Вы понимаете, что для блага генетики очень важно, чтобы он прошел в СССР»[375].

За границей СССР Мёллер был вынужден воздерживаться от критики Лысенко, опасаясь, что его отрицательные оценки могут доставить еще больше неприятностей коллегам в Москве и Ленинграде. Друзьям становилось все труднее понять его молчание. Он объяснял английскому эволюционному биологу Джулиану Хаксли: «Людям, живущим за границей, трудно понять 1. Как крепко мы держим язык за зубами там, откуда я приехал; 2. Все сказанное за пределами страны очень быстро долетает туда с тем же результатом, как если бы это было сказано внутри страны; 3. Даже если сами по себе отдельные высказывания и правильные, их обязательно поймут превратно, это будет палка о двух концах и заслонит истину – особенно в отсутствие свободного критического анализа… выходит, что в мире заговорщиков шаг в любую сторону превращается в заговор!»[376]

Заручившись временной работой в Институте генетики животных в Эдинбурге, в сентябре Мёллер вернулся в СССР упаковать и забрать вещи и узнал об аресте еще двоих сотрудников Института генетики в Москве. Снова очутившись в сталинском мире преступных заговоров, американец осознал, что ему предстоит либо покинуть Вавилова, либо умереть рядом с ним. «Со временем я все более проникался горестным убеждением, что в Советском Союзе над генетикой нависли тяжелые тучи, что если бы я и вернулся туда, то все равно не смог бы принести никакой пользы»[377].

Накануне отъезда Мёллера из Ленинграда Вавилов организовал небольшой прощальный вечер для американского друга. Раиса Берг, молодой генетик, работавшая с Мёллером, вспоминала: «К ужину Вавилов пригласил несколько человек. ‹…› Потом Вавилов повел нас в кино. Смотрели фильм “Петр Первый”. Потом гуляли по ночному Ленинграду. Мёллер провел последнюю ночь в России в гостинице “Англетер” на Исаакиевской площади. ‹…› У входа в нее в первом часу ночи мы и расстались.

– Завтра в пять часов утра встреча на этом самом месте, – сказал Вавилов, прощаясь».

На следующее утро Николай Иванович принес яблоки и всех угостил. Они втроем поехали в Детское Село, на опытную станцию Института. Берг вспоминала, что в том году урожай на опытной станции поражал воображение изобилием. «Великолепно, большими голубыми цветами цвели абиссинские льны. Кучки клубней лежали на картофельном поле. Нам показывали урожай индивидуальных растений. Розовые клубни напоминали поросят. В цитологической лаборатории Левитский демонстрировал препараты. В лаборатории по изучению хлебопекарных свойств злаковых культур нас угощали маленькими хлебцами, похожими на просфору. В одной из лабораторий сервирован завтрак: чай, белый хлеб, копченая рыба и плиточный шоколад».

Берг поразила теплота и неформальность общения. Возивший их шофер завтракал вместе с ними. «Мой отец, при всем своем толстовстве, не пригласил бы шофера с собой за один стол, и никакой другой директор так бы не сделал. В этом смысле, как и во многих других отношениях, Вавилов был исключением»[378].

Когда они вернулись в Ленинград, Николай Иванович отправился дальше по делам, а Берг провожала Мёллера на вокзале. В кабинете у Вавилова Мёллер оставил официальное письмо, объясняющее его отъезд. Он почти было захлопнул дверь, но остановился и вернулся в кабинет. Ранее он написал, что приедет обратно через два года, но вернулся переправить цифру на «один год». Мёллер расставался с человеком, которым глубоко восхищался как ученым и как другом. «…Вавилов был поистине великим в самых разнообразных отношениях – как ученый, как администратор, как человек, – писал позже Мёллер. – ‹…› Обладавший глубокими и широкими познаниями, он был при этом более жизнелюбивым и жизнеутверждающим, чем кто-либо, кого я знал»