Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [72]

Лысенко на очередном совещании передовиков сельского хозяйства накинулся на «работников науки, которые спорят о неправильности [его] методов» и «работают просто впустую». «А кто именно, почему без фамилий?» – спросил нарком Яковлев[336]. Лысенко назвал поименно троих коллег Вавилова: проф. Карпеченко, проф. Лепин, проф. Жебрак[337]. И затем прибавил имя Вавилова: «Николай Иванович Вавилов в недавно выпущенной работе “Научные основы селекции”, соглашаясь с рядом выдвигаемых нами положений, также не соглашается с основным нашим принципом браковки в селекционном процессе».

На следующий день «Правда» объявила о награждении Лысенко высшей наградой СССР – орденом Ленина. Теперь в советской биологии было две официальные доктрины: генетика Менделя и неоламаркизм Лысенко. Началась борьба за превосходство.

Глава 22 Столкновение

К концу 1936 года в советской биологии образовалось два лагеря. Первый представлял Вавилов, второй – Лысенко. Оба выступили с изложением своих научных взглядов на IV сессии Академии сельскохозяйственных наук им. Ленина в Москве. Вавилов опять постарался выиграть время, настаивая, что имеющиеся разногласия – это не более чем обычный научный спор и еще результат сознательной безграмотности в генетике у Лысенко и его сторонников. Пятью годами ранее такая тактика могла бы иметь успех. Сейчас уже было слишком поздно.

С 19 по 27 декабря 1936 года ВАСХНИЛ распахнула двери перед участниками состязания в советской биологии. Перед открытием сессии Сталин дал понять Вавилову и его коллегам-генетикам (если кто-то из них еще сомневался), на чьей он стороне. Они узнали страшную новость: молодой генетик Израиль Иосифович Агол арестован сталинской госбезопасностью. В 1931 году Агол работал в Техасском университете в лаборатории Германа Мёллера, друга Вавилова. Мёллер должен был быть одним из четырех основных докладчиков на декабрьской сессии ВАСХНИЛ. Член ВКП(б) Агол обвинялся в связях с троцкистами. Позже талантливого ученого расстреляли по обвинению во вредительстве[338].

Чтобы подчеркнуть весовую категорию противников генетики, на открытии сессии присутствовали партийные и сельскохозяйственные боссы: Яков Яковлев, который теперь заведовал сельхозотделом ЦК ВКП(б), новый нарком земледелия Михаил Чернов и Карл Бауман, заведующий отделом науки ЦК ВКП(б).

Задачей сессии было выявить практическую пользу одной из двух концепций в растениеводстве – Вавилова и Лысенко, – чтобы руководство могло выбрать ту, что лучше подходит для советского сельского хозяйства. Сама по себе идея, что за полторы недели дискуссии ее участники, разделенные пропастью во мнениях, смогут обеспечить начальство достаточной информацией для нужного выбора, была лишена смысла. Но именно так в 1936 году Советы вели аграрную политику.

Николай Иванович задумал упреждающий удар для Лысенко и Презента. Он попросил Мёллера подготовить в фойе зала заседаний общую иллюстрацию основ генетики, включая микроскопические препараты с настоящими хромосомами на различных стадиях жизни и цветные диаграммы с пояснительным текстом. «Ну вот, наконец-то все совершенно ясно. Теперь мы сможем им все объяснить!» – одобрил он. Но Лысенко и Презент не стали ни во что вникать. Они «присаживались боком к микроскопам, бросали беглый взгляд на пояснительные картинки и быстро переходили к следующим микроскопам. На весь осмотр не ушло и пяти минут. Дружно хмыкнув, лысенковская компания покинула фойе»[339].

Ежедневные публикации о научной дискуссии в «Правде» подогревали огромный общественный интерес к сессии ВАСХНИЛ, и заседания пришлось перенести в более просторное помещение, чтобы вместить аудиторию, которая выросла с семисот до более чем трех тысяч человек[340].

Генетики начали выступления с беспрецедентного шквала критики лысенковских методов и недостатков его опытных данных. Первый же докладчик спросил у Лысенко: «Вы приводите урожаи в десятки миллионов пудов [1 пуд = 16,3 килограмма. – П. П.]. А где убытки, которые принесла яровизация?»[341] Следующий выступающий раскритиковал Лысенко за незнание основ современной генетики. Если бы Лысенко уделял им внимание, «…то его работа была бы во многих отношениях облегчена. Многие явления, над которыми акад. Лысенко ломает голову, придумывая для их объяснения разные теории (“брак по любви”, “мучения”, “ген-требование” и т. д.), современной генетикой уже научно объяснены». Лысенко поставили в укор «легкое отношение к науке, которое проявляется, притом без всякой застенчивости», и «беспринципную демагогию»[342].

Выступление Вавилова удивило коллег мягкостью тона и попытками сгладить разногласия. Он сказал, что для практического решения проблем советского сельского хозяйства помимо спорных вопросов есть много совершенно бесспорного. Вавилов говорил дипломатично и подчеркнуто сдержанно, что очевидно контрастировало с кипящей вокруг яростной битвой, где генетики буквально вели борьбу за выживание[343].

Лысенко, напротив, выступал воинственно и напористо. Он заявил, что между двумя направлениями есть глубочайшие различия и они касаются трех важных вопросов: о Дарвине, о межсортовом скрещивании и о направленном изменении наследственной природы растений «путем соответствующего воспитания». По всем темам он обозначил Вавилова как главного оппонента и основного представителя генетиков, которые все шли неправильным курсом. «Примирить» разногласия по дарвинизму было «невозможно». Ссылаясь на теорию мутаций как двигатель эволюции, генетики отрицали «созидательную роль» отбора в эволюционном процессе. А идея «брака по любви» (внутрисортового скрещивания) привела к увеличению урожайности, продолжал настаивать Лысенко.