Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [70]

Николай Иванович присутствовал в кремлевском зале, но промолчал, не желая идти на конфликт из-за ошибок Лысенко, даже когда на них указывали близкие ему коллеги. По приглашению Вавилова английский специалист по селекции хлопчатника Сидней К. Харланд провел в России почти четыре месяца. Николай Иванович свозил его в длительную поездку по опытным станциям, включая Одесскую. Харланд позже вспоминал: «Я взял почти трехчасовое интервью у Лысенко. И обнаружил, что он совершенно не знал элементарных принципов генетики и физиологии растений… Я могу честно и откровенно сказать, что говорить с Лысенко было все равно что пытаться объяснить дифференциальные исчисления человеку, который не знает таблицу умножения. Короче, по-моему, он был из тех биологов, кто толчет воду в ступе»[322].

Харланд счел, что Вавилов «более чем терпим» к недостаткам Лысенко. Николай Иванович придавал значение тому, что раньше никто в достаточной степени не изучал влияние окружающей среды и что положения классической генетики необходимо пересмотреть с учетом факторов внешней среды, а «молодежь вроде Лысенко, которые “ходят верою, а не видением”, могут что-нибудь да открыть. Он может даже открыть, как растить бананы в Москве». Вавилов сказал, что «Лысенко был разновидностью бунтовщика» и что весь прогресс в мире делался бунтарями, так что пусть себе Лысенко работает. Вреда не будет, а польза может быть[323].

Некоторые могут критиковать Вавилова за то, что он потакал Лысенко; другие сочтут его позицию благоразумной. К тому же были примеры того, как те, кто пошел наперекор Лысенко, дорого за это заплатили. В 1932 году Лысенко приехал на Одесскую опытную станцию, директором которой был коллега Вавилова Андрей Афанасьевич Сапегин. Сапегин выделил Лысенко собственную лабораторию и предоставил ему свободу экспериментировать с методами яровизации, но настаивал на том, что все разведение будет проходить согласно генетике Менделя. Сапегин требовал от сотрудников знания генетической теории. Они были обязаны читать научную литературу. Лысенко просто отказался. «Лучше знать меньше, но только то, что необходимо для практической работы сегодня и в ближайшем будущем», – не раз говорил Лысенко[324].

У Сапегина возникли естественные подозрения насчет Лысенко. После уборки урожая Сапегин заметил несколько необмолоченных снопов пшеницы на делянках Лысенко. Он подумал, что это ошибка или халатность, но потом обнаружил, что брошенные снопы нарочно не убрали как раз с контрольных участков. «Забывая» взвесить зерно с контрольных посевов, сотрудники Лысенко могли завысить относительную урожайность экспериментальных сортов. Сапегин рассердился и поставил Лысенко на вид перед всем коллективом. Некоторое время спустя Сапегина арестовали как «вредителя». Его посадили на два года, а после тюрьмы не позволили вернуться в Одессу. Вавилов нашел ему работу в Институте генетики в Москве[325].

У Вавилова был свой способ обхождения с «молодым бунтарем» Лысенко. Он рекомендовал его на соискание нескольких научных премий и предложил его кандидатуру на выборах в члены-корреспонденты Академии наук СССР. Коллеги Вавилова были в ужасе, но ВКП(б), которая полностью контролировала Академию, уже поддерживала Лысенко и обеспечила избрание «народного академика».

Звезда Лысенко восходила, а к Вавилову власти относились все прохладнее. Официальное неодобрение его работы началось с отмены празднования юбилея Института. Правительство уже открыто выражало недовольство тем, что вавиловская ВАСХНИЛ «не выполнила основную возложенную на нее задачу»[326]. После всех обещаний кризис в сельском хозяйстве и науке продолжался[327]. Но самое убийственное обличение Вавилова было направлено Сталину лично[328].

Два заметных члена партии – недавно назначенный вице-президентом ВАСХНИЛ Александр Бондаренко и парторг ВАСХНИЛ С. Климов – направили Сталину докладную записку с грифом «Секретно». Они считали своим «долгом большевиков» довести до сведения Сталина, что после отмены празднования юбилея Института Вавилов стал «особенно враждебным». Он «горой стоит за вредителей» и окружен «постоянно самой подозрительной публикой». Как президент Академии он представляет «отрицательную величину», появляется лишь «в торжественных случаях» и предпочитает возить иностранцев в турне по СССР по полгода, вместо того чтобы заниматься делами Академии. Он «всюду твердит о своем стремлении в Индию, Персию, Китай – куда угодно за границу», что доказывает его желание быть «подальше от СССР».

В этой резкой оценке была доля правды. Вавилов действительно предпочитал научные экспедиции административной работе, и ему нравилось брать в поездки исследователей из других стран. Он узнал от них много полезного; они присылали ему семена для мировой коллекции растений. Но авторы доноса этим не ограничились.

Их возмущало нежелание Вавилова допускать проверки выполнения планов и научных кадров в своем Институте, призванные разоблачить «двурушников-предателей, участников бывшей контрреволюционной троцкистско-зиновьевской оппозиции и выявить наличие значительной засоренности институтов классово-враждебными элементами».