Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [62]
Через несколько лет Презент сделался политическим воспитателем Лысенко, его пропагандистом, публицистом и идеологическим политтехнологом. Возможно, что без Презента Лысенко остался бы скромным растениеводом, способным высмотреть хороший сорт пшеницы, с несколькими надуманными лженаучными идеями об улучшении урожайности. Но в паре с Презентом Лысенко будет смелеть, его научные притязания станут все более дерзкими и все менее обоснованными в стремлении угодить властям и Сталину лично, предоставив именно то, что те требовали. Лысенко предложит быстрые решения давних проблем советского сельского хозяйства. Презент расширит узкий политический кругозор Лысенко и будет подпитывать его амбиции, подхлестнет его природную хитрость и покажет, как крестьянскому сыну стать политической силой в Москве.
Лысенко говорил, что впервые встретился с Презентом в 1933 году[263], но, по другой версии, они встречались раньше – на съезде по генетике в 1929 году, где Лысенко выдвинул свою идею яровизации, а сотрудники Вавилова без лишних церемоний одернули его как невежду. По одной из версий этой встречи, Презент подошел к Лысенко после его выступления и посоветовал связать метод яровизации с каким-нибудь известным авторитетом, таким, например, как Дарвин. Лысенко спросил Презента, кто такой Дарвин и где с ним можно познакомиться[264]. (Не исключено, что этот эпизод выдуман зубоскалами – недоброжелателями Лысенко. Но сам Лысенко позже признавался, что никогда не читал Дарвина и что для разъяснения его работ всегда полагался на Презента.)
Во всяком случае, два года спустя, в 1931 году, Презент усмотрел для себя многообещающие возможности в партнерстве с Лысенко. К этому времени философы-марксисты и их печать активно проповедовали доктрину единства теории и практики; своими публикациями они подготовили почву для «дрейфа» от долгосрочного вавиловского замысла выведения сортов в направлении любой теории, которая отвечала бы сиюминутным запросам – соответствуя, таким образом, требованиям Сталина[265].
Нарком земледелия Яковлев к этому времени уже публично поддержал опытные яровизированные посевы Лысенко, восхваляя их революционное значение как для науки, так и для сельского хозяйства[266]. Вскоре Презент переехал в Одессу, где Лысенко разворачивал свою деятельность. Началось их «творческое сотрудничество», как стали называть их альянс, поддержанное их же печатным изданием: журнал «Яровизация», редактор – товарищ Презент. Лысенко писал: «Работа тов. Презента настолько тесно переплелась с моими работами … ‹…› … ни один вновь возникающий вопрос разрабатываемой нами теории без детального обсуждения и участия тов. Презента не решался»[267].
Нарком Яковлев был так восхищен работой Лысенко, что дал распоряжение Вавилову оказать тому «всяческое содействие» и «лично поручил взять на себя об этом заботу»[268]. Вавилов съездил в Одессу, чтобы самому познакомиться с работой Лысенко. Поездка не изменила его взгляда на вещи. Он видел плюсы использования яровизации как приема в селекции, но не в повсеместных сельскохозяйственных посевах. Вавилов писал коллегам по Институту, что работа Лысенко «замечательна». Это заставляло «многое ставить по-новому» и означало, что «мировые коллекции надо переработать через яровизацию». Но, добавил он, все-таки было «много ошибок с яровизацией»[269].
Вавилов сожалел, что Лысенко отрицательно относится к генетике, но со свойственным ему тактом думал, что, может быть, это отношение удалось бы преодолеть, если бы Лысенко переехал работать из Одессы в Ленинград – а еще лучше, если бы он съездил на международную конференцию. Вавилов предложил Лысенко принять участие в VI Международном конгрессе генетики и селекции, генетическом съезде высочайшего уровня, который должен был состояться в Итаке, штат Нью-Йорк, в августе 1932 года. Вавилов был вице-президентом этого конгресса и рассчитывал привезти туда большую делегацию советских ученых. Похоже, что его предложение расширить кругозор Лысенко было совершенно искренним, хотя Лысенко, безусловно, осознал бы там свою безграмотность в генетической теории. Таким образом Вавилов рассчитывал устранить то, что называл «дисгармониями» в отношениях между его исследователями в Ленинграде и одесской группой Лысенко. Он также обдумывал предложить Лысенко приезжать в отделение ВИРа в Пушкин несколько раз в год. «Нам это будет легче сделать под их руководством», – советовал он коллеге[270].
В подготовленном к конгрессу докладе Вавилов снова упомянул «замечательное» открытие Лысенко, но специально отметил, что оно открывает возможности для «селекционеров и генетиков при выведении новых сортов», а не для широкого применения в сельском хозяйстве. Изменяя сочетания темноты, температуры и влажности, Лысенко указал на метод, который позволит использовать для селекции и генетической работы тропические и субтропические виды и расширить селекционную и генетическую работу «до очень больших размеров»[271].
Лысенко не согласился ни на одно из предложений. Николай Иванович писал о своем сожалении старшему коллеге по Институту. Генетический конгресс был очень важен со всех точек зрения, он «теоретический, важный, методологический, и на таких съездах обычно делаются сдвиги в науке. ‹…› На съезд одному ехать не очень приятно»
