Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [52]
В заметке «Ленинградской правды» о съезде, озаглавленной «Можно превратить озимый злак в яровой», имя Лысенко вообще не упоминалось, речь шла только о работах Максимова. Возможно, Лысенко был доволен приглашением на авторитетное собрание и возможностью представить свой доклад иностранным экспертам, но прохладная реакция на его работу разочаровала и даже разозлила его. Его коллега Д. А. Долгушин вспоминал: «Столпы применили один из испытанных методов борьбы: они не заметили сообщения Лысенко».
Это была первая встреча Лысенко с неприятелем. «Вернувшись со съезда генетиков, Лысенко понял, что он со своим докладом обратился не по адресу. Им, догматикам, последователям Менделя и Моргана, его открытия не нужны!» – рассказывал Долгушин[206].
Но по опыту публикации 1927 года в «Правде» Лысенко знал, что в новом социалистическом государстве перед ним были открыты и другие пути. Он уже подготовил вторую линию нападения. Он рассказал отцу о методе яровизации. Крестьянин Денис Никанорович Лысенко в течение зимы хранил два мешка семян озимой пшеницы под снегом – для их яровизации– и весной засеял ими половину гектара. К началу лета 1929 года у них появились признаки высокой урожайности – по первым сообщениям, почти в три раза выше нормы. В родное лысенковское село Карловка приехала делегация сельскохозяйственных чиновников и подтвердила, что урожай ожидается обильный.
Наркомзем УССР был так впечатлен увиденным в хозяйстве отца Лысенко, что поручил следующей весной 1930 года засеять тысячу гектаров пашни проверочными посевами. «Правда» снова сделала хорошую рекламу Лысенко: «Перспективы, вытекающие из этого исключительного открытия агронома Лысенко, подтверждаемого столь блестящими экспериментальными данными, настолько велики, что не поддаются сразу сколько-нибудь действительному подсчету», – говорилось в статье. Через десять недель следующая статья восклицала: «…агрономом Лысенко совершенно опровергнуто существующее до сих пор определение озимых… ‹…› Открытие агронома Лысенко выводит наше полеводство на широкую дорогу огромных возможностей и исключительных достижений и содействует значительному усилению темпа нашего социалистического строительства»[207].
Такие необузданные прогнозы были, разумеется, бессмысленны в научном плане. Один-единственный эксперимент на половине гектара не позволял сделать подобных выводов. Необходимо было учесть и множество других факторов; некоторые из них упоминались на съезде в Ленинграде: проблема плесени в намоченном зерне, сложность поддержания постоянной температуры семян под снегом, транспортировка их на поля и их посев без повреждения. Но задачей редакторов «Правды» было восславить революцию и труд «босоногих ученых», не утруждая себя техническими тонкостями. Что бы сам Лысенко ни думал о собственном «открытии», ему все больше хотелось играть роль героя социализма, и он становился на путь неизбежного конфликта с более зрелым научным сообществом, академическим истеблишментом, частью которого был поддержавший его в начале представитель профессиональной научной элиты Николай Вавилов[208].
В целях усиления политического контроля в тот период советское правительство реформировало механизм управления сельским хозяйством. Президиум только что организованной Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина (ВАСХНИЛ) не был ученым комитетом; это была канцелярия чиновников под надзором новообразованного общесоюзного Народного комиссариата земледелия, задачей которого было проводить в жизнь решение Сталина о коллективизации.
Утвержденный президентом ВАСХНИЛ Вавилов не видел противоречий в этой форме руководства: это были два аспекта работы «в направлении решения важнейших практических сельскохозяйственных задач»[209].
В официальных выступлениях он говорил о том, что «отныне исследовательская работа должна быть тесно увязана с производством». Исследователи «должны проникнуться служением сельскохозяйственной революции»[210]. А само ведение хозяйства должно быть реорганизовано – и стать коллективистским, подобно заводскому конвейеру. Только что созданная Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина являлась «академией генерального штаба сельскохозяйственной революции»[211], а «генеральным штабом» был новый Наркомзем СССР.
Новые, расширенные обязанности Вавилова неизбежно накладывались на планы его научных экспедиций. Когда он подготовил поездку в Японию и Китай, Н. П. Горбунов, который в то время был управляющим делами Совнаркома СССР, попросил Вавилова отложить командировку. Николай Иванович написал еще одно убедительное письмо, горячо отстаивая свою научно-исследовательскую работу, и смог настоять на своем, как и в случае с экспедицией в Африку.
В начале июня Вавилов отправился на Дальний Восток, в Японию и Китай, оставив Горбунову административную организацию новой академии. В стремительной поездке по Западному Китаю, Японии, острову Формоза (ныне Тайвань) и Корее он собрал три с половиной тысячи килограммов семян и образцов для гербария и сделал несколько тысяч фотографий сельского хозяйства и географического рельефа. Он отсутствовал до декабря.
