Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [31]
Лозунгом большевиков было: «Культуру и образование – в массы». В большевистском сознании многие «профессора» и «академики» автоматически считались врагами советской власти[130]. Многих из них преследовали, арестовали, судили или расстреляли в первые волны «красного террора» в годы Гражданской войны. Среди первых жертв оказался известный биолог и цитолог Николай Константинович Кольцов. Его арестовали за то, что ранее, до захвата власти большевиками, он состоял в партии кадетов – конституционно-демократической, наиболее влиятельной либеральной политической партии. Жизнь ему спасло только вмешательство Горького, который обратился напрямую к Ленину. Анархия и неопределенность Гражданской войны вынудили сотни ученых бежать за границу. Этот исход обогатил Европу и Америку в такой же степени, в которой оскудела Россия. Один из известных ученых, авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский поселился в Соединенных Штатах. Молодой химик Георгий Богданович Кистяковский также эмигрировал в Америку, где много лет спустя стал советником президента Дуайта Эйзенхауэра по науке и технике. Биолог Владимир Георгиевич Коренчевский увез свой талант в Великобританию.
На Запад также бежали многие художники, писатели и музыканты – Стравинский, Прокофьев, Рахманинов, Шагал, Кандинский, Набоков, Павлова, Баланчин и другие. Даже Максим Горький на это опасное время нашел себе пристанище в Европе[131].
Несмотря на омерзение, которое он питал к интеллигенции, Ленин отдавал себе отчет в том, что «буржуазные специалисты», получившие образование при царизме, нужны стране. Они работали в нескольких сотнях институтов и исследовательских лабораторий, многие из них в Петрограде. Такие высококвалифицированные ученые и инженеры могли бы помочь строить социализм в России и наладить работу в стране. Ленин до поры до времени был готов дать им некоторые поблажки. Специалисты, которые, подобно Вавилову, пошли на сотрудничество с большевиками, получили щедрую (на фоне скудных ресурсов того времени) поддержку. Было создано несколько крупных новых исследовательских институтов, включая постоянную Атомную комиссию. Ее организовали физики, позже сыгравшие важную роль в советской программе по созданию атомной бомбы. Государственное спонсорство подобной инициативы стало новым словом в международной науке; в Европе и Америке научным исследованиям в университетах не требовалось согласования с правительством.
Научные специалисты получили доступ к куда более роскошным помещениям, чем при царе. В Петрограде им достались брошенные дворцы и дома аристократии, бежавшей из страны. Им также были предоставлены дополнительные привилегии.
В декабре 1919 года декретом Совета народных комиссаров РСФСР – высшего органа государственного управления в подчинении Политбюро ЦК РКП(б) – «Об улучшении положения научных специалистов» специалистам научных отраслей, в надежде удержать их от эмиграции, предоставили усиленное довольствие, пайки и топливо. Таким образом, в стране сохранялась прочная научная база для быстрого роста промышленности и сельского хозяйства[132]. У молодого профессора Вавилова в мыслях не было покидать Россию; он готовился воспользоваться благоприятными возможностями, предложенными большевиками.
На платформе петроградского вокзала как всегда неутомимый Николай Иванович организовал своих лаборантов и практикантов разгружать ящики с ботаническими сокровищами. В его глазах научная работа должна была продолжаться и в войну, и в голод, и во времена изобилия. В соседней теплушке была его упакованная коллекция семян, включая те редкие сорта пшеницы и ржи, которые он с такой заботой привез из Ирана и с Памира. Тут были книги, научные журналы, микроскопы и другое оборудование из Саратовской лаборатории – неподъемная тяжесть для его группы помощников. Словно из-под земли волшебник Вавилов добыл пару лошадей, запряженных в телеги, саратовцы погрузились и двинулись в путь по Невскому. Мимо них медленно проплывали остатки былой гордости XVIII и XIX веков – великолепные фасады зданий, за которыми банкиры и знать когда-то вершили дела. Наконец они добрались до скромной конторы отдела прикладной ботаники и селекции. Вавилов заранее знал, что его там ожидало. Еще в феврале он получил в Саратове телеграмму о том, что «возможны большие затруднения с квартирами, мебелью и продовольствием для вновь приезжающих… заказы столов, табуретов не исполняются, книжных шкафов нет, денег не дают»[133].
Отдохнуть с дороги не удалось. Когда они зашли внутрь, им открылась, по словам одного из ассистентов, «картина почти полного, словно после нашествия неприятеля, разрушения ‹…› в помещениях – мороз, трубы отопления и водопровода полопались, масса материала съедена голодающими, всюду пыль, грязь, и только кое-где теплится жизнь, видны одинокие унылые фигуры технического персонала, лишившегося руководителя»[134].
Академические институты только-только начинали ценить свои вновь обретенные привилегии. Несколько институтов уже въехали в новые помещения, заняв опустевшие дворцы царских времен. Географический институт, например, перевез свои карты и коллекции во дворец великого князя Алексея Александровича
