Незнакомец. Шелк и бархат - [86]

— Зато я хорошо понимаю, почему госпожа Юнг так много работает сверхурочно. Долг вашего мужа был еще далеко не выплачен, когда он умер, а Вероника Турен не тот человек, который прощает долги кому бы то ни было. Вполне понятно, что вы в конце концов устали и вместо очередной ренты воткнули ей в грудь ножницы.

— Да, — неожиданно проговорила она. — Если бы не Ульф, я думаю, я бы так и сделала.

— Если бы не Ульф, вы давно бы взбрыкнули и отказались платить, сколько бы она не угрожала вам полицией, скандалом и арестом имущества. В отношении самой себя вы — один из самых смелых людей, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело.

— И поэтому я опасна — комиссар это имеет в виду?

— Да, именно это я и имею в виду… Госпожа Юнг, где вы были в девять часов вечера — в тот вечер, когда произошло убийство?

— У себя дома в квартире на Флеминггатан.

— Одна?

— Одна. К сожалению.

Казалось, Кристеру хотелось согласиться с этим последним замечанием. Он испытывал некоторую слабость к Гунборг Юнг, хотя и старался бороться с этой слабостью. Нельзя оценивать предполагаемых виновников в преступлении, исходя из своих симпатий и антипатий — эту мысль он постарался также довести до сознания Палле Давидсена, когда тот, отпустив из управления криминальной полиции Жака, разразился целым потоком возмущенных возгласов.

— Проклятый маратель бумаги! Выскальзывает, как уж. Я не верю ни одному его слову. Большие гонорары за границей — каково, а? Постепенно приобретает «скромное, но звучное имя» на континенте. Хорош гусь! А как он одевается! Знаете, во что этот попугай вырядился сегодня? В красную бархатную куртку и горчично-желтую рубашку. У меня аллергия на горчично-желтый цвет, а когда я вижу такие ухоженные маленькие бородки, у меня просто руки чешутся. Нет, будь моя воля, я немедленно задержал бы его.

— За что?

— За убийство, — сказал Палле с нажимом, при этом его веснушчатое лицо приобрело необычайно упрямое и решительное выражение. — Что бы он ни делал в тот момент, когда была убита Вероника Турен, но уж, во всяком случае не «прогуливался среди подснежников на острове Ловён», уж в этом я готов поклясться.

— Было бы гораздо лучше, если бы ты смог это доказать.

— Ивонне видела…

— Его машину — спасибо, это я уже слышал. Если вообще можно полагаться на показания хорошенькой Ивонне. Я бы хотел найти еще кого-нибудь, кто видел его машину и «Кадиллак» в одно и то же время в одном и том же месте.

— Жаль, что мы не послали кого-нибудь проследить за ним.

— Сейчас, когда он вышел от нас?

— Да.

— И что бы ты на этом выиграл? Мы не в состоянии следить за ними за всеми.

Но и Кристер Вик, и инспектор криминальной полиции Палле Давидсон выиграли бы очень много, если бы в этот вечер последовали незаметно за изолгавшимся модельером. Они прошли бы вслед за ним два квартала по Кунгсхольмсгатан, поднялись следом за ним на старом дребезжащем лифте, прошли бы по запыленному чердаку и с удивлением увидели бы, как он достает ключ и открывает дверь в пустую квартиру как раз над ателье мод. И они, конечно, испугали бы его гораздо больше, чем звонкий мальчишеский голос, неожиданно окликнувший его с нижнего этажа.

— Жак! Жак, что ты там делаешь? Что это там за таинственная квартира, от которой у тебя есть ключи?

Жак с трудом сдержал готовое вырваться у него проклятье и сказал, стараясь держать себя в руках:

— А, привет, Ульф. А ты сам что здесь делаешь?

— Я искал маму — я думал, она сидит и работает здесь в ателье. Можно мне войти? Что это за конура? Куча пустых комнат, даже электрического света нет. А, вот кухня.

Его большие черные глаза разом отметили все детали обстановки — черные шторы для затемнения окон, раскладушку, по-спартански застеленную одеялом, множество кухонных шкафов с большими и Довольно новыми висячими замками. Он обернулся к Жаку с широко раскрытыми глазами и прошептал:

— Тут что-то… что-то нечисто. Послушай, что… что у тебя в этих шкафах, что ты не можешь хранить у себя дома…

И, словно ведомый своей детской интуицией, он добавил, прежде чем Жак успел ответить:

— Таблетки. Это… наркотики!

Жак нервно передернул плечами. Его быстрые темные глаза долго и пытливо разглядывали Ульфа.

— Да, — сказал он наконец, — здесь наркотики на сто тысяч крон.

— Здорово! И ты их продашь?

— Я и один мой приятель, — ответил Жак, закурил сигарету и прислонился к давно не чищенной раковине. — Слушай, Уффе, я исхожу из того, что ты понимаешь, какие это опасные игрушки. Чертовски опасные, парень! Если ты будешь держать язык за зубами по поводу всего этого, мы возьмем тебя в дело, и ты тоже сможешь загребать денежки, но если ты вякнешь хотя бы слово полиции или еще кому-нибудь, то мы все сядем. И ты тоже.

Ульф закивал в знак того, что он все понял, и спросил, дрожа от возбуждения и любопытства:

— Слушай, а эта квартира — как тебе удалось получить ключ от нее? Ведь ты не снимаешь ее?

— Конечно же нет. Я был знаком с теми, кто когда-то жил здесь, и однажды, много лет назад, они заказали для меня дополнительный ключ. И когда мне понадобился склад, я вспомнил об этом и нашел его.

— Жак, а ты продавал таблетки… Веронике?