Нейробиология здравого смысла. Правила выживания и процветания в мире, полном неопределенностей - [68]

Вернемся к вопросу о детях. Исследования уже показывали, что ухудшенные условия приводят к серьезным задержкам в развитии. Однако в таких реальных ситуациях довольно сложно выбрать потенциально разрушительное воздействие других переменных, потому что участники не были рандомизированы. Например, перинатальные условия или информация о том, что у родителей были другие основания, чтобы оставить ребенка или отправить его в детдом, могли учитываться в прошлых исследованиях. Поскольку в румынских детских домах оказалось так много детей, необходимо было, в соответствии с Бухарестским проектом, создать систему воспитания детей в приемных семьях и произвольно распределить детей либо в группу патронажного воспитания, либо в группу, остающуюся в воспитательном учреждении (ее назвали «группой обычного ухода»). С этической стороны это была сложная дилемма, ведь решалась судьба реальных детей, а не лабораторных крыс. Исследователи приложили все усилия, чтобы учесть интересы детей: они получали согласие родителей, помещали братьев и сестер в одну семью и, когда появлялась такая возможность, с энтузиазмом поддерживали усыновление детей из групп обычного ухода[238].

Когда Нельсон и его коллеги впервые побывали в этих воспитательных учреждениях, их поразила царившая там тишина. В отличие от шумных детей из американских дошкольных учреждений, эти дети были пугающе тихими. Нельсон отмечал, что такое заторможенное развитие обычно можно было наблюдать у запущенных детей. Мы привыкли к тому, что детские сады наполнены детским смехом, визгом и криками. Дети, растущие в отзывчивой среде, знают, что все формы коммуникации имеют последствия – например, если ты заплачешь, к тебе сразу подойдут, чтобы успокоить. Однако с румынскими детьми дело обстояло иначе. Они усвоили самую печальную из контингенций: «Если я заплачу, это никого не будет волновать и никто не подойдет, чтобы узнать причину… Так зачем плакать?» Это эмоциональный шрам, оставленный пренебрежением, но он невидим – нет ни синяков, ни переломов, которые говорили бы о необходимости экстренной медицинской помощи. Это всего лишь усвоенные контингенции, что реакции не приводят к желаемым результатам. Нельсон сделал вывод, что беспризорность можно отнести к самым разрушительным формам обращения с детьми и приравнять к физическому насилию.

Смогли ли ученые, задействованные в Бухарестском проекте, найти подтверждение того, что детей из сиротских учреждений можно спасти, размещая их в приемных семьях? Годы наблюдений позволяют предположить, что усыновление помогает физическому и интеллектуальному развитию детей, приближая их к показателям детей, воспитывавшихся в семьях (контрольная группа). Однако приемные дети так и не смогли достичь уровня детей из группы сообщества. Наиболее успешными в плане развития оказались дети, которых усыновили в возрасте двух лет. Не менее обнадеживающими были данные электроэнцефалограмм головного мозга (ЭЭГ). ЭЭГ детей из детских домов показали, что их мозг генерирует меньшее количество волн высокой частоты (то есть альфа и бета, которые, как правило, связывают с большей активностью) и производит больше волн низкой частоты (то есть тета), характерных для слабых и замедленных эмоциональных реакций. Когда тестирование провели в возрасте восьми лет, у приемных детей, вошедших в семьи в двухлетнем возрасте, ЭЭГ не отличались от энцефалограмм детей, выросших в полноценных семьях. Забота в приемных семьях также снижала дефицит мозговой ткани (определяемый с помощью магнитно-резонансной томографии), который наблюдался у детей из сиротских приютов. Как только эти результаты были обнародованы, Румыния начала создавать более здоровую систему патронажного воспитания детей. Хочется надеяться, что эти научные данные помогут сформировать стратегию заботы о 8 миллионах детей в сиротских приютах по всему миру[239]. Не так давно в Соединенных Штатах были обнародованы данные, что у детей, принятых в американские семьи из заграничных приютов, кора (внешний слой головного мозга) была меньше, чем у детей, воспитанных своими биологическими родителями, причем тестировали их уже в подростковом возрасте. Этот дефицит был особенно выражен в префронтальной области, которая чрезвычайно важна для овладения способностью формировать новые контингенции, чтобы решать задачи и принимать верные решения. Более того, чем дольше ребенок находился в воспитательном учреждении, тем меньше становился объем его гиппокампа – еще одной области мозга, участвующей в обучении и памяти[240].

Приращение контингентного капитала: историческое поражение бихевиористского воспитания и просвещенные взгляды Марии Монтессори и Кэрол Дуэк

В этой книге я восхваляю бихевиоризм, но с определенной осторожностью отношусь к некоторым теориям, которые поддерживал Дж. Б. Уотсон, известный пионер этого направления в рамках психологии. Как я уже упоминала во второй главе, выявление психологами сути бихевиористических перспектив представляло большой интерес, поскольку они смогли понять и оценить значимость физических и эмоциональных реакций. Нет сомнения, что вклад бихевиористов-первопроходцев – Павлова, Уотсона, Скиннера и других – оказал огромное влияние на психологию как науку и развивающуюся нейронауку. Однако идеи Уотсона об уходе за детьми и их воспитании определенно не вписываются в эту категорию. Хотя я семнадцать лет была заведующей кафедрой факультета психологии и всегда с уважением относилась к принципам бихевиоризма, я бы не «поставила зачет» этим знаменитым психологам по предмету «Понимание родительских реакций».