Нейробиология здравого смысла. Правила выживания и процветания в мире, полном неопределенностей - [67]

По сравнению с контрольными здоровыми птицами ослабевшие молодые отцы небрежнее относились к своему потомству, что привело к снижению числа вылупившихся птенцов на 16 %, а также к уменьшению количества птенцов, сумевших встать на крыло (то есть птенцов, способных успешно покинуть гнездо, – птичья версия отъезда ребенка на работу или в колледж). Примечательно, что более опытные отцы разыграли свои репродуктивные карты несколько иначе. По сравнению с контрольными особями они высидели на 50 % больше птенцов, а «выпустили» из гнезда на целых 59 % больше. По всей вероятности, этот факт можно объяснить тем, что у птиц старше десяти лет это, скорее всего, был последний выводок, и в него были вложены максимальные родительские инвестиции. Однако молодые птицы после выздоровления могли дать больше потомства, так что забота о собственном здоровье, вероятно, имела значение в долгосрочной перспективе, приводя к увеличению числа вылупившихся и оперившихся птенцов. Биологи-эволюционисты называют это явление гипотезой терминального вклада. Такое кардинальное изменение в родительском поведении обеспечивает прекрасный переход от заботы о себе к заботе о других. Хотя подобный эффект чаще наблюдается у млекопитающих, есть немало доказательств того, что он актуален для всего животного мира, особенно для птиц, у которых в воспитании птенцов участвуют оба родителя[234].

Я завершу эту часть еще одним примером меняющейся нейроэкономики, проявляющейся у крыс после рождения потомства. Я часто показываю своим студентам видео крысы-мамы, которая построила гнездо на краю ливневого стока, в хорошем сухом местечке рядом с водой, приносящей остатки пищи из расположенных поблизости домов. Но когда вода прибывает, мать и крысята оказываются в опасности. На видео крыса-мама осторожно прихватывает зубами детеныша и относит его в безопасное место, старательно обходя поднимающуюся воду[235]. Можно подумать, что после спасения одного крысенка она остановится и останется с малышом в безопасном месте. Но крыса не успокаивалась, пока не обезопасила всех детенышей – и это несмотря на то, что существовала угроза и для ее жизни. По сути это был генетический вклад в будущее. Меня приводит в восторг мысль об изменяющихся нейронных цепях, которые крысу-эгоцентристку с рождением детенышей превращают в ориентированную на потомство крысу-мать – и это всего лишь за три недели беременности. Мы постоянно видим примеры такой родительской самоотверженности у людей. Забота и любовь, направленные на других, по-видимому, изначально заложены в наших нейронных цепях. Однако не стоит удивляться и тому, что в случае изменения этой направленности нейронные цепи, отвечающие за здоровое функционирование мозга, ломаются на многих уровнях.

Когда детские контингентные счета заморожены: уроки румынских сирот

В планы румынского диктатора Николае Чаушеску не входило увеличение населения страны, а ведь для общества важно, чтобы дети – его важнейший ресурс – рождались здоровыми и росли в полноценных семьях. Поэтому план Чаушеску сделать Румынию более сильной за счет резкого роста населения привел к обратному результату, поскольку посеял семена национального мозгового кризиса. По мнению Чаушеску, женщины должны были рожать как можно больше детей: если в семье было меньше пяти детей, ее вынуждали платить соответствующий налог, если же в семье было семь и более детей, таких матерей награждали орденом Материнской Славы. Кроме того, по его указанию была создана «менструальная полиция», которая проверяла способность женщин к деторождению. По мере того как молодежь переезжала в города в поисках работы, подальше от больших семей, семейные объединения сменялись «рабочими». Семьи имели больше детей, чем могли содержать, и ситуацию обостряла разваливающаяся экономика Румынии, родители вынуждены были оставлять детей в государственных учреждениях. Хотя многие считали, что делают это на время, очень редко финансовые условия улучшались настолько, что позволяли вернуть ребенка в семью[236].

В 1989 году Чаушеску казнили, и мир получил представление о тех учреждениях, которые служили домом для примерно 170 000 детей. СМИ сообщали, что служащие в этих учреждениях работали в три смены, на одного воспитателя приходилось до 15 детей. Воспитанники были обеспечены едой и крышей над головой, но при этом социальные контакты и сенсорная/двигательная стимуляция были сведены к минимуму. Телеоператоры снимали детей, бездумно рассматривающих стены: эти несчастные очень напоминали продукцию детского комбината. Камера ловила отсутствующие взгляды и монотонные движения никак не реагирующих на съемочную группу детей, поражала и их чахлость. Этот репортаж вызвал у мировой общественности немалое удивление и сильное желание помочь[237].

Невролог Чарльз Нельсон из Гарвардского университета и его коллеги Натан Фокс и Чарльз Зенах предложили амбициозный план по извлечению уроков из этой ужасной ситуации. Они надеялись получить информацию, которая поможет миллионам детей во всем мире, оказавшимся в государственных учреждениях. Ключевым для их программы, позднее названной «Бухарестский проект раннего вмешательства» (БПРВ), стал фундаментальный статистический трюк, известный как рандомизация субъектов. Исходя из требований этого базового компонента исследования, ученые должны были проверить воздействие конкретной манипуляции, например диеты, на группу схожих по нескольким параметрам людей, а затем произвольно отнести каждого участника к определенной экспериментальной или контрольной группе. В примере с диетой люди сходного телосложения произвольно распределялись в группы, участники которых должны были или соблюдать, или не соблюдать диету. В идеале единственной разницей между двумя группами может быть тип назначенной диеты. Так можно удостовериться, что любые различия, проявившиеся после воздействия, вызваны именно воздействием, а не имеющимися различиями между участниками исследования, например разным исходным весом, скоростью обмена веществ или принадлежностью к культуре, где предпочтение отдается жирной пище.