Невинность палачей - [63]
Но стóит Жермен открыть глаза, и ее лицо спешит принять прежнее выражение, словно застигнутое с поличным на месте преступления. Выражение, больше подходящее случаю: презрительное, злое, нервное, раздраженное. И все же ощутить эхо давно забытых эмоций ей приятно, они – как луч удовольствия, проникающий в самую душу.
Возникает еще одно ощущение – тиранического характера, непривычное, можно сказать, даже редкое…
– Я хочу есть! – громко заявляет Жермен Дэтти с таким чувством, будто готова проглотить целого быка. Хотя обычно аппетит у нее, как у птички.
Она получает пакет печенья, которое терпеть не может, и поэтому вышвыривает из окна. Мальчишка возмущается, жалуется матери, но эта ослица, разумеется, останавливаться не собирается. Упрямая ослица, которая так напоминает ей саму себя. И даже это злит Жермен – необходимость признать, что она видит себя в ней: то же несговорчивое упорство, та же проросшая в сердце принципиальность… Язва, а не женщина.
Жермен не сдается и требует нормальной пищи, но ее не слушают. Хуже того, на нее не обращают внимания, и, в довершение всего, этот мерзкий старикашка, который сидит с ней рядом, начинает отпускать глупые шуточки на тему туалета!
И тут у нее за головой включаются динамики. Только не музыка, она ее терпеть не может!
А парочка на передних сиденьях тем временем затевает серьезный разговор…
Жермен возвращается к созерцанию пейзажа. Местность осталась холмистой, но ее рельеф несколько переменился, очертания объектов на фоне горизонта начинают понемногу расплываться. Подступает головокружение – от этого бескрайнего пространства и его глубины, которую она скорее угадывает, чем видит…
Ну и денек!
Громкое восклицание заставляет ее вздрогнуть. Мать и сын снова сцепились. В общем, как обычно – больше всех орут те, кому лучше бы помолчать… Жермен отпускает язвительную реплику с целью немного осадить мальчишку. В зеркале заднего вида она перехватывает удрученный взгляд матери, изнемогающей под гнетом обстоятельств. Как ни странно, это щекочет ей нервы, и Жермен приходится сделать над собой усилие, чтобы справиться со злорадством, – ей, которая не привыкла сдерживаться. Ее так и подмывает высказаться вслух: «Брось парня, пока он сам тебя на помойку не отправил! Материнское самоотречение – дурь, тебе от этого не будет ничего хорошего, одни неприятности!» Она спрашивает себя, почему большинство матерей повинуются абсурдному инстинкту и защищают свое потомство даже в случае, когда это грозит им гибелью. Чувство долга играет свою роль, конечно, но не главную. Это гораздо глубже, заложено на генетическом уровне – бремя наследственности, гильотина атавизма. В лучшем случае – ловушка для совестливых, в остальных – пагубные чары, которые окутывают женщину в момент родов и превращают ее в производительницу, непоправимо преданную своему потомству и готовую на все, лишь бы оно выжило.
– А если я сдамся? Если я все расскажу фликам, скажу, что это – несчастный случай, объясню, как все случилось? Может, они поймут, ты ведь всегда говоришь, что повинную голову меч не сечет… И ты не должна страдать из-за моего идиотизма, и дедушка тоже. И даже если я попаду в тюрьму, то ненадолго. По крайней мере на меньший срок, чем если нас поймают, и тогда…
У Жермен комок подкатывает к горлу. Предложение мальчишки разит в самое сердце. Эти слова, которые ждешь всю жизнь и которые наконец звучат, когда ты уже в шаге от беспомощности, заставляют засушливую землю несбывшихся надежд породить нежный росток…
Слова, которые ей так хотелось бы услышать от своей дочери.
Жермен закипает. Она знает, что ничем не лучше этой матери, которая в критический момент положилась на инстинкт, а не на свое здравомыслие. Всю жизнь стремиться к независимости в поступках и мыслях, воспитывать в своей дочке понимание, что она не должна собой жертвовать, что нужно уметь противостоять правилам и приличиям, не поддаваться тирании мужа, который обращается с тобой, как с домашней прислугой…
Жермен Дэтти родилась в тридцать втором году и принадлежит к поколению женщин, чьи интересы и чаяния были принесены на алтарь семьи. Мать, сестры, подруги – все выбрали эту дорогу послушания и прошли все ее этапы, соблюдая условности и приличия, наперекор своим личным устремлениям. Жермен предпочла другой, более тернистый путь, хотя, став замужней дамой, материально была вполне обеспечена. К замужеству ее подтолкнуло желание поскорее покинуть лоно семьи и избавиться от родительской опеки. Но увы! Очень скоро обнаружилось, что она попала из огня да в полымя и что столь желанную для нее независимость будет очень трудно получить: муж, человек властный, обидно высокомерный и не слишком восприимчивый, желал видеть ее послушной и услужливой супругой и даже не думал делиться с ней не только сокровищами мира, но и элементарными жизненными удовольствиями. Он заставил Жермен облачиться в одежду, которая очень скоро стала ей тесна, тем более что сшита была уж точно не по ее мерке. На первых порах этого склерозирующего союза она еще пыталась соответствовать ожиданиям, но бунтарская натура свела на нет все ее попытки подчиниться мужу. Узнав, что беременна, она вдруг осознала, что ловушка неумолимо захлопывается и пора прощаться со всеми надеждами на свободу. Она представила, что, как матери и сестрам, ей придется днями и ночами подтирать зады целой ораве детишек, воспитывать их и кормить, чтобы по прошествии десятка лет они разбрелись кто куда, оставив ее обессиленной и поблекшей. И вот, прежде чем беременность стала явной, она взяла ноги в руки и сбежала из дома, предпочтя хаос внешнего мира постылому комфорту ничем не примечательного существования. Переехала в другой город – подальше от жизни, казавшейся такой унылой. Побег осудил не только ее супруг, но и семья. Никто не собирался ей помогать.
Кинопремия Magritte Awards в 8 номинациях за франко-бельгийскую экранизацию этого романа. Ожидается голливудский римейк с Энн Хэтэуэй и Джессикой Честейн. Что отделяет дружбу от ненависти? Иногда лишь садовая изгородь… Тихий пригород, прекрасный таунхаус с великолепными садами. Здесь живут бок о бок две супружеские пары с маленькими сыновьями-одногодками. Крепко дружат и души не чают друг в друге. Пока трагедия не уничтожает гармонию. Погиб малыш Максим. Обезумевшая от горя Тифэн уверена, что в смерти сына виновата ее подруга-соседка, Летиция.
Люси тридцать пять лет. Чудесная семья, прелестный домик. Жизнь уютна, как плюшевый мишка. Сюрпризы? Только приятные.Например, встреча с Анжелой, сестрой-близнецом, о существовании которой Люси не подозревала.Это так забавно!Так увлекательно!Так странно!..Так…Если бы Люси знала, что сестра решит ее убить…Если бы Анжела знала, чем обернется ее немыслимая затея…«Я знаю, что ты знаешь, что я знаю», — думает каждая из них. Чей расчет окажется точнее?Книга написана в лучших традициях французского психологического триллера.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.