Невидимая Россия - [41]

Шрифт
Интервал

Иеромонах, отец Иоанн, много повидал и много где побывал: отбыл он три года ссылки на Оби в глухой деревне, знал оленеводство и рыбную ловлю, умел плести сети и ездить на собаках. Знал он и Дальний Восток, и Байкал. Душа у него была спокойная, уравновешенная, мышление трезвое и ясное. Вечерами он рассказывал всей камере о своих странствованиях и этим завоевал всеобщее расположение.

Крестьянин, Василий Иванович, больше помалкивал и приглядывался. Только через две недели он потихоньку рассказал Николаю свою историю. Оказалось, что в бывшей Рязанской губернии, недалеко от станции Сасово, было крупное крестьянское восстание: в нескольких селах крестьяне перевешали присланных из города коммунистов, разогнали колхозы и пытались захватить станцию… Войска ГПУ окружили весь район. Несколько сот человек было расстреляно на месте. Все, кто принимал косвенное участие в восстании или только мог принимать, были арестованы и высланы. Василий Иванович хотел бежать и уже доехал до Москвы, но при случайной проверке документов был задержан и теперь ждал отправки на родину для разбора дела по местожительству.

Мы правильно оценивали обстановку, — думал Николай. — Если говорить о возможности внутреннего антибольшевистского переворота, то прошедший 1929 год и нынешний 1930 являются, конечно, годами упущенных возможностей… Имейся в стране хорошо сколоченная, достаточно разветвленная организация, даже не большая партия, а просто организация, имеющая представителей повсюду, безусловно, можно было бы взять на себя руководство стихийно нарастающими повсюду волнениями и восстаниями. Но этого не случилось и зависит это не от нас. Это промысел Божий… Очевидно, для России нужны еще страдания, очевидно, она недостаточно очистилась, а потому, может быть, правильнее направить всю энергию на духовное возрождение народа. Господь сам избавит нас, когда мы этого заслужим.

Идея искупления общенародного греха собственным подвигом и страданием всё больше и больше увлекала Николая. Чем дальше, тем он больше и больше разочаровывался в чисто политической деятельности.

* * *

С утра и до ночи Бутырки жили странной, трагической, но интересной и разнообразной жизнью. Стоило только утром сесть у окна и просмотреть серию камер на прогулке, чтобы почувствовать это. Во всех окнах, выходящих на дворик, мелькали лица, из рядов прогуливающихся всё время раздавались отрывочные возгласы. Многие переговаривались на пальцах. Один раз Павел видел, повидимому, настоящих специалистов по разговору при помощи рук. Гулял он вместе с заключенными Пугачевской башни, в которой были только одиночки и сидели те, кого следователи взяли в настоящую обработку. За недостатком времени, обитателей Пугачевской башни выпускали на прогулку группами, человек по 5 или 6, но заставляли гулять не вместе, а на максимально далеком расстоянии друг от друга. Среди них был молодой чернобородый заключенный с красивыми блестящими глазами и движениями хищного зверя. Не успел мент оглянуться, как чернобородый узник быстро вскинул глаза по направлению к политической камере и начал непонятный разговор при помощи рук. Пальцы у него двигались, как у хорошего пианиста, с быстротой молнии, сгибались, разгибались и складывались во всевозможные комбинации.

Группа Павла и Николая отрицала такую конспирацию. Их тактика сводилась к полной маскировке, к тому, чтобы не могло прийти даже в голову, что они заняты чем-либо нелегальным, но техника чернобородого восхищала Павла. Глядя на него, можно было прийти к заключению, что существуют какие-то политические группы старого образца.

Глава девятнадцатая

В СТЕПИ

Люба и Борис сошли с поезда на темном, заброшенном в степи полустанке. Борис составил чемоданы в угол крошечного зала ожидания, покосился не совсем доброжелательно на слишком столичный вид своей дамы и, тяжело вздохнув, сказал:

— Ты посиди, посмотри, чтобы не украли вещи, а я поищу подводу — до мишкиного хутора пятьдесят верст.

Люба села в угол, кокетливо поправила шапочку и приготовилась долго и терпеливо ждать. Борис ушел. Желательно было осуществить весь переезд возможно более конспиративно.

Да с женщиной не легко договориться… — рассуждал Борис. Любу невозможно заставить снять шапочку и повязать простой деревенский платок: «Это ее портит!», «Это ей не идет!»… Ну, ладно, авось кривая вывезет!

Достать подводу оказалось очень трудно. Около станции было всего несколько домиков и Борису пришлось идти на хутор, километра за полтора от станции. Встречали его везде подозрительно и недоброжелательно, принимая, очевидно, за крупного партийного работника, ехавшего ради какой-то новой каверзы. Наконец, он достал нечто вроде тарантаса, с придурковатым возницей и поджарой, костлявой лошадью.

Выехали среди ночи. Люба кое-как устроилась на жестком сидении, зарыла ноги в сено и посматривала из-под поднятого воротника пальто на всё окружающее синими, любопытными глазами.

— Ну, как, удобно? — спросил Борис.

— Очень, — ответила Люба кутаясь.

Лошадь взяла довольно бодро и шарабан углубился в темноту. На ухабах сильно потрясывало. Возница сидел на козлах молча, очевидно не доверяя своим седокам. Борис с Любой молчали потому, что не доверяли вознице. Борис, по своему обыкновению, задремал, Люба всматривалась в ночь и думала о том, как лучше Борису сызнова начать жизнь после возвращения от Мишки.


Еще от автора Василий Иванович Алексеев
Россия солдатская

Повесть о судьбах русских солдат второй мировой войны, ненавидевших советский режим, но вынужденных воевать за Сталина против Гитлера. По-видимому, повесть не автобиографическая, но написанная по личным воспоминаниям автора.


Рекомендуем почитать
Записки старого киевлянина

В начале 2007 года читатели «Газеты по-киевски» увидели первые выпуски целого цикла статей под общей рубрикой «Записки старого киевлянина». Их автор Владимир Заманский действительно стар и действительно киевлянин - из тех жителей столицы, кто с несколько неоправданной гордостью называют себя «настоящими» киевлянами. На самом деле предмета для гордости здесь нет, поскольку родиться в том или ином знаменитом городе - не наша заслуга и вообще никакая не заслуга, ибо это событие от нас абсолютно не зависело.Другое дело, что Киев и в самом деле знаменит и колоритен, равно как и его жители.


Знали, чего хотят

Это история началась с задания написать портреты идеальных мужчин. Что происходило дальше, читайте…


Касьянов год (Ландыши)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


BLUE VALENTINE

Александр Вяльцев — родился в 1962 году в Москве. Учился в Архитектурном институте. Печатался в “Знамени”, “Континенте”, “Независимой газете”, “Литературной газете”, “Юности”, “Огоньке” и других литературных изданиях. Живет в Москве.


Послание к римлянам, или Жизнь Фальстафа Ильича

Ольга КУЧКИНА — родилась и живет в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ. Работает в “Комсомольской правде”. Как прозаик печаталась в журналах “Знамя”,“Континент”, “Сура”, альманахе “Чистые пруды”. Стихи публиковались в “Новом мире”,“Октябре”, “Знамени”, “Звезде”, “Арионе”, “Дружбе народов”; пьесы — в журналах “Театр” и “Современная драматургия”. Автор романа “Обмен веществ”, нескольких сборников прозы, двух книг стихов и сборника пьес.


Мощное падение вниз верхового сокола, видящего стремительное приближение воды, берегов, излуки и леса

Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.