Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [167]

В российских регионах журналисты тоже чтут нормы объективности, хотя это доставляет им много бед. Местные власти, зная о существующих журналистских стандартах, пытаются манипулировать репортерами, отказываясь давать им интервью, делая репортажи однобокими и кажущимися предвзятыми, из‐за чего часто они так и остаются неопубликованными. Корреспондент «Афонтова» Ева (имя изменено), работая над материалом о новых штрафах докторам за то, что те не выписывают лекарства из специального списка, одобренного государством, пытается по телефону договориться с чиновником на интервью. Собеседник на другом конце провода давать интервью отказывается. Ева объясняет: «Мы просим о комментарии обе стороны – вас и докторов. Мы должны дать все стороны, поэтому нам необходимо услышать ваше мнение!»

Репортер «Медузы» Анна считает себя приверженцем норм объективности в том смысле, в каком эти нормы понимала и практиковала Политковская[1369]: «Мне казалось, как круто, что она описывает объективно и одну сторону, и другую сторону. Она не замалчивает, не пишет, что чеченцы уроды, а пишет по-человечески. Мне нравится, когда написано с уважением, но с должным скептицизмом». Примечательно, что в качестве образца для подражания в вопросах объективности Анна выбрала журналистку, которая одновременно была еще и правозащитницей, то есть занимала определенную гражданскую и политическую позицию и принимала меры для решения социальных проблем, что, по идее, противоречит позиции отстраненного и нейтрального репортера-наблюдателя. Оправдывая свою ролевую концепцию, Анна объясняет:

«Медуза» просто считает, что у людей есть права и они должны соблюдаться. В этом плане мы либеральные. Но требование соблюдения прав – это не оппозиционность, это человечность. Если ты говоришь, что в тюрьмах, детдомах, психоневрологических интернатах не соблюдаются права человека, – ты не оппозиционер, а просто нормальный человек, который хочет, чтобы с людьми обращались нормально. Это не про политику.

Отвергая вопросы прав человека как политические, Анна пытается избежать возможности получить ярлык активиста, поскольку это будет противоречить ее ролевой концепции объективного журналиста. Однако, как показало мое наблюдение, существует несоответствие между ролевой концепцией Анны и ее ролевым представлением. Провозглашая концептуальную приверженность идее западной объективности, Анна практикует элементы совершенно иной модели в ее работе – общественной журналистики.

Общественная журналистика. Второй элемент профессиональной идентичности российских альтернативных журналистов – это элементы общественной журналистики, которые соотносятся с третьей моделью Дзялошинского, помещающей журналиста внутри аудитории. В отличие от традиционной западной журналистики с ее подходом отстраненности и отрицанием журналистской субъективности, общественная журналистика поощряет эмоциональность и допускает участие в социальных кампаниях, благотворительных акциях и политических протестах.

По мнению Анны, общественная журналистика существует в идеальном мире, и каждый журналист о ней мечтает, чтобы «написать и помочь кому-то, а не просто рассказать историю». Однако зачастую, говорит Анна, бывает очень важно просто рассказать историю: «Если реакция последовала, то хорошо, если не последовала, то ты хотя бы дал человеку возможность выговориться; в некоторых случаях это уже огромная помощь». Интересным образом Анна оправдывает отклонение от норм нейтральности профессиональными стандартами и своей миссией. Схожим образом редактор Ян объясняет, почему он отклонялся от норм объективности в тех случаях, когда, например, в 2018 году запрещал к показу «разоблачающие» репортажи о кандидате в президенты Павле Грудинине. Ян посчитал нечестным «кормить» подписчиков «Дождя» контентом, что они легко и бесплатно могут получить из мейнстримовых СМИ, которым было поручено разрушить репутацию оппозиционного политика Грудинина. По мнению Яна, это только нанесло бы ущерб имиджу «Дождя», поскольку выглядело бы, как будто Кремль заплатил «Дождю» за распространение пропаганды. Однако Ян не считает это проявлением самоцензуры или конкретной политической позиции; для него это было проявлением профессионализма, включающим в себя автономный редакционный выбор и понимание уязвимых мест и конкурентных преимуществ своего СМИ.

Среди различных альтернативных российских медиа есть несколько изданий, которые открыто позиционируют себя как проекты общественной журналистики. К сожалению, в этом исследовании они не входят в мою выборку. Наиболее заметные и успешные проекты общественной журналистики – это «Такие дела»[1370] (в 2016‐м они запускались под слоганом «Мы вернем в журналистику человека») и «Медиазона»[1371]. Они организуют благотворительные сборы средств для разных целей, привлекая внимание общественности к важным социальным проблемам и мобилизуя публику к участию. Этот вид альтернативных медиапроектов в корне отличается от проектов, которые концептуально привержены нормам нейтральности. Однако, как я уже упомянула ранее, иногда ролевая концепция расходится с повседневными практиками журналистов.