Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [149]
– Я ушел [после зачистки мемориала], так получилось. Это было полдвенадцатого. Я позвонил – скажи дежурным, что ничего нет. А дежурные пришли и без цветов тут двое стояли. А я как бы их не дождался… То есть я понял, что я что-то не то сделал… – То есть вы должны были дождаться? – Ну да. ‹…› Я понял, что я что-то не то сделал (Г., волонтер мемориала).
– Я продолжал стоять на мемориале, там ничего не было. В руках была только моя табличка «700 дней». Я дождался А., мы простояли остаток ночи. ‹…› – Уходить нельзя? – Никто не уходил на моей памяти. Даже при пустом месте (С. К., волонтер мемориала)[1227].
Чтобы мемориал существовал, мы постоянно должны быть здесь. Даже если цветы украдут, здесь будут стоять дежурные. Смысл этого места тут же потеряется, если нас не будет здесь хотя бы день[1228].
Таким образом, коммеморативный бэкграунд мемориала позволяет создать и поддерживать постоянное присутствие оппозиции прямо у кремлевских стен, в то время как открытая протестная акция оппозиции практически невозможна. Члены сообщества также признают, что необходимость в уходе за мемориалом часто является предлогом для того, чтобы продолжать находиться на мосту:
Дежурство на мосту, оно очень условное. ‹…› Именно дежурство, то есть наведение порядка и поддержание мемориала в должном состоянии, имеет место быть зимой, когда идет снег и его надо убирать. Тогда мы действительно это делаем. Потому что если бы мы этого не делали, там бы был кошмар. Там были бы сугробы вместо цветов. А в то время, когда там не идет дождь, когда цветы не сносит ветром, когда их не ломают всякие хулиганы мимо проходящие, понятие дежурства не имеет смысла, поскольку оно там заменяется понятием местонахождения… (С. К., волонтер мемориала).
Сами активисты, члены сообщества мемориала, воспринимают его именно как «место для оппозиции», связывая появление мемориала не только со смертью Немцова, но и с его жизнью и деятельностью: «Борис мечтал, чтобы было место для оппозиции», «Это должно быть место для дискуссий. Немцов тоже разговаривал всегда и со всеми», «Борис своей смертью подарил это место…»[1229].
Интересно отметить также, что все другие виды протестной активности, в которые ранее были вовлечены волонтеры, почти сошли на нет, с тех пор как появились дежурства на мосту: «У нас тут много пикетчиков[1230]. [Они] уже на свои пикеты не ходят. Все пикетчики говорят, что… ‹…› вся остальная деятельность сходит на нет. ‹…› Хотя я в политической терминологии не сильна. Но по-дилетантски я бы назвала это и акцией, и пикетом» (Т., волонтер мемориала).
Оппоненты сообщества воспринимают дежурных на мемориале примерно в этом же ключе. Они называют это «пиаром на костях» и попыткой создания платформы для будущего переворота:
Очевидный факт состоит в том, что часть оппозиции решила сделать Москворецкий мост политическим инструментом[1231].
Сначала вахта памяти, потом круглосуточное дежурство, потом палаточный городок. Логика национал-предателей проста и понятна – создать точку напряжения в сердце Москвы в 200 метров от Кремля. Постараться на ней закрепиться и ждать удобного повода, для нагнетания обстановки и массовых беспорядков[1232].
Рассматривая мемориал «Немцов мост» как акт захвата публичного пространства, мы должны отметить особо, что место расположения мемориала имеет двойной символизм. С одной стороны, это место убийства Бориса Немцова, который для членов сообщества мемориала является консолидирующей фигурой. С другой, мемориал расположен практически у кремлевских стен. Символизм того места, в котором произошло убийство (и расположен мемориал), хорошо выражен в стихах активиста, написанных им на следующий день после убийства:
Поскольку мемориал расположен на той стороне моста, которая ближе к Кремлю, символический центр российской власти почти всегда присутствует на общих планах мемориала, в том числе на ежедневных фотоотчетах дежурных. Если вы стоите лицом к мемориалу, вы всегда будете видеть на заднем плане кремлевские башни, так же как на символическом новогоднем обращении президента. Таким образом, Кремль визуально встраивается в пространство мемориала. В то же время этот визуальный ряд встраивает низовую мемориализацию и маргинальное сообщество в дискурс «большой» политики.
Таким образом, захват публичного пространства позволяет протестному сообществу декларировать существование оппозиции в России, способность консолидироваться и осуществлять право на свободу слова и собраний вопреки государственным запретам:
Это присутствие на мосту заставляет власти предержащие видеть наличие инакомыслия, несогласия. Заставляет их помнить о содеянном, заставляет их не забывать об этом. ‹…› Конечно, [в этом есть] желание троллить и злить их [власти] нашим там присутствием. Пускай они видят, что мы там находимся, что мы есть, что наш голос звучит (С. К., волонтер мемориала).
