Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [151]

.

Желание сообщества мемориала и сподвижников Бориса Немцова установить на Большом Москворецком мосту мемориальную табличку является частью другой общественной дискуссии. По закону увековечивание памяти в Москве возможно не ранее чем через десять лет после смерти человека[1243]. Именно на этот факт указывают оппоненты сообщества мемориала[1244]. Однако, как показывает история, этот закон соблюдается совсем не так строго. Так, в августе 2004-го, несмотря на протесты жителей, одна из улиц в Москве получила имя Ахмата Кадырова, первого президента Чеченской Республики. Это произошло всего через четыре месяца после того, как Ахмат Кадыров погиб при взрыве в Грозном. Показательна в этом отношении ситуация в Ярославле, где установка памятной доски на доме, в котором жил Борис Немцов, была признана незаконной[1245]. Однако в городе в 2012 году установлена мемориальная доска в память о ярославском хоккеисте Иване Ткаченко, разбившемся в авиакатастрофе в 2011 году, несмотря на то что в Ярославле установка таких досок возможна лишь через двадцать пять лет после смерти[1246]. Вопрос об установке мемориальной доски – это вопрос о том, в отношении кого могут быть сделаны исключения. Таким образом, дискуссия вокруг установки памятного знака на Большом Москворецком мосту выходит далеко за рамки конфликта, порождаемого этим конкретным мемориалом.

Мемориальная доска, если она будет установлена, сделает временную легитимность мемориала и его сообщества постоянной. Но она же, если следовать логике Александра Эткинда, закроет эту платформу для политического высказывания и коммуникации.

Переход в публичное пространство и закрепление в нем меняют характер взаимоотношений маргинального сообщества с окружением. «Публичная сфера работает на достижение консенсуса, тогда как публичное пространство сохраняет в себе потенциал борьбы и действия вопреки консенсусу»[1247]. Репрезентируя себя в виртуальном пространстве социальных медиа, сообщество оказывается окружено идейными сторонниками, чье мнение воспринимается как релевантное, и антагонистами, мнение которых обесценивается. Кроме того, последних можно отправить в бан-лист в интернете, очистив пространство репрезентации. Таким образом вокруг сообщества создается искусственная среда, не всегда соответствующая реальности. Выходя в публичное пространство, удерживая в нем место постоянного присутствия, оппозиционное сообщество вынуждено общаться лицом к лицу со своими оппонентами, что приводит к конфронтации с властью и ее сторонниками. Муниципальные службы, проправительственные активисты, русские националисты и неизвестные лица неоднократно предпринимали попытки уничтожить мемориал. В ответ с 28 марта 2015 года активисты установили круглосуточное дежурство на мосту, которое поддерживается до настоящего момента[1248].

В отличие от сообщества мемориала, его оппоненты не представляют собой консолидированной общности, хотя они объединены единым идейным провластным дискурсом. Мы можем условно разделить их на две большие группы – представителей власти и активистов.

Первые – это сотрудники организации «Гормост», отвечающей за состояние всех мостов столицы, и сотрудники МВД. Для них оккупированное пространство на Большом Москворецком мосту является прежде всего нештатной ситуацией в сфере их ответственности. Однако коммеморативный бэкграунд мемориала не позволяет им действовать в полную силу. «Гормост» может уничтожить мемориал под предлогом уборки моста, но не препятствует его моментальному воссозданию. МВД может задержать оппозиционных активистов после провокации проправительственных активистов, но никому из них за эти два года не было предъявлено серьезных обвинений, в том числе по статье 212.1 УК РФ («Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования»). Впрочем, обе эти структуры чутко реагируют на позицию первых лиц государства. После того как Владимир Путин критически отозвался о разрушении мемориала, сотрудники «Гормоста» стали лояльнее относиться к дежурным на мосту, зачастую позволяя им убрать наиболее ценные фрагменты мемориала с моста перед его мойкой[1249]. Впрочем, разрушения мемориала не прекратились полностью, и сообщество мемориала иронизирует на тему явного разрыва между декларацией высших властей и реальностью: «У нас, знаете, такой герб. [Орел] в одну сторону смотрит и в другую сторону смотрит. С одной стороны, он [Путин] разрешил – да, можно, а с другой – [говорят] это же пляски на крови. Было шестьдесят четыре погрома» (Г., волонтер мемориала).

Вторую группу составляют проправительственные активисты, близкие по взглядам к движениям НОД и Антимайдан, в частности активисты группы SERB[1250]. Прагматика действий этих групп менее формальна. С одной стороны, они воспринимают Бориса Немцова и его сторонников как «национал-предателей» и представителей «пятой колонны», с другой – считают, что единственное уместное место для поминовения – кладбище. В обоих случаях мемориал на мосту для них совершенно неприемлем. Поэтому их акции на Москворецком мосту носят иной характер. С одной стороны, они стремятся преодолеть коммеморативную отстраненность дежурных, выведя их из того безопасного лиминального состояния, которое позволяет удерживать пространство у Кремля под контролем оппозиции. Наиболее простой способ – это провокация дежурных на правонарушения. С другой, активисты стремятся символически переформатировать пространство Большого Москворецкого моста так, чтобы полностью нейтрализовать символическое присутствие оппонентов своими символами. Так, 18 марта 2015 года, в годовщину присоединения Крыма к России, активисты SERB повязали более ста пятидесяти патриотических георгиевских ленточек на Большом Москворецком мосту