Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [150]

Возможность постоянно присутствовать в публичном пространстве, демонстрировать наличие альтернативной позиции, создавать информационные поводы в медиа – все это становится возможным благодаря перформативному сдвигу, произошедшему в данной мемориальной практике, позволяющему использовать констатирующую, мемориальную составляющую (цветы, свечи, портреты) для выражения политических смыслов.

КОММУНИКАТИВНОЕ ПРОСТРАНСТВО МЕМОРИАЛА

Для осмысления мемориальных процессов Александр Эткинд использует метафору, противопоставляющую «твердую память» (монументы и памятники) памяти «мягкой» (исторические, художественные и иные нарративы)[1234]. По мнению Эткинда, эти два вида памяти принципиально различаются в своем отношении к публичной сфере: «Интеллектуальные дискуссии плюралистичны, а монументы монологичны: на месте, где возведен памятник, у него обычно нет соперников. Памятники не конкурируют и не спорят»[1235]. Принимая форму «места памяти» в терминологии Пьера Нора[1236], коммуникативный локус обретает временную легитимность в контролируемом публичном пространстве. В свою очередь, в ситуации кризиса политической коммуникации пространство мемориала оказывается менее важно как место коммеморации и более важно как платформа политической коммуникации. Именно лиминальное положение низового мемориала позволяет ему быть между «твердой» и «мягкой» памятью, быть мемориалом и одновременно открывать пространство для дискуссии, создавать поле для коммуникации между властью разных уровней и низовыми (grassroots) активистами, активистами и их оппонентами, родственниками погибших и посторонними.

В качестве платформы политической коммуникации мемориал оказывается в ряду функционально схожих феноменов российской общественной жизни. Поиск путей для политической коммуникации в публичной сфере приводит к самым неожиданным решениям – к использованию в качестве коммуникативных инструментов того, что изначально для этого не предназначено. Помимо мемориальных практик, это может быть, например, тело – как у художника Петра Павленского, или амвон главного православного храма страны – как у Pussy Riot. Сделать политическое безобидным и безобидное политическим – основная идея так называемых наномитингов, в которых политические плакаты прикреплены к маленьким плюшевым игрушкам[1237]. Мемориал также сглаживает, смягчает, делает менее опасными политические высказывания. Это в полной мере чувствуют и сами активисты: «Просто я человек, которого задерживали на Красной и Манежной площади не один десяток раз, в первые дежурства для меня была такая странность, что я здесь нахожусь и почему-то не бежит полиция, ничего там…»[1238].

Лиминальная позиция мемориала хорошо выражается в том, что активисты вынуждены всегда быть осторожными и заботиться о том, чтобы не давать повода переквалифицировать мемориал в политический пикет. Именно поэтому мемориал практически не содержит прямых политических высказываний и плакатов. Он становится платформой политической коммуникации в первую очередь за счет своей перформативности, а не через прямые политические призывы. Обусловленность политической активности мемориальными действиями очевидна самим волонтерам: «Наше присутствие здесь оправдано тем, что мы занимаемся наведением чистоты и порядка на мемориале», – утверждает Т., волонтер мемориала.

Коммуникативный фон низовых мемориалов порождается, с одной стороны, ритуалами скорби, с другой – лежащими в основе низовых мемориалов теориями заговора, то есть идеями, что истиной причиной той или иной трагедии является не озвученная официально причина, а иная, которую власть намерена скрыть от общества[1239]. Убийство Немцова дает множество поводов для такого рода спекуляций, также мотивирующих активистов («Мы будем тут, пока не будет назван настоящий заказчик»). Немаловажно и то, что теории заговора заключают в себе потенциальный выход на любую политически резонансную тему. Именно поэтому в обоих мемориальных маршах в память о Борисе Немцове было много плакатов и лозунгов о Путине, Кадырове и коррупции[1240].

Теории заговора сильны не только внутри сообщества мемориала, но и в среде их оппонентов. Последние полагают, что мемориал у стен Кремля является спланированным проектом американских спецслужб, а активисты получают деньги из американского посольства за свои дежурства[1241]:

К нам воры приезжали с Ростова. Они сказали нам такую фразу: «Вы что, правда за бесплатно?» – «Как вам это доказать? Справку принести из банка, что мы от госдепа денег не получаем?» – Они сказали: «Ну, уважуха вообще, ребята. Потому что мы все за свое, а вы за общее рубитесь» (С. К., волонтер мемориала).

Установка мемориальной таблички на мосту декларируется как одна из важных целей сообщества мемориала, после достижения которой дежурства на мемориале могут быть сняты. Это также порождает острую общественную дискуссию вокруг мемориала. Небольшая табличка, стилизованная под официальные городские обозначения, с надписью «Немцов мост» является наряду с календарем, ведущим счет дней с момента убийства, смысловым центром мемориала. Лидеры оппозиции и социальные активисты ведут публичную кампанию по сбору подписей за установку постоянного памятного знака – мемориальной таблички на месте убийства Немцова